Диана Хант - Право лорда

Стоило подумать о зеленоглазом воине, как щёки вспыхнули, колени налились томительной слабостью, а дыхание потяжелело. Даже не верится, что то… то волшебное и невероятное, что произошло между нами, было в реальности. А ещё не верится, что это было всего один раз. Идиотизм, конечно, но, кажется, я знаю этого зеленоглазого нагшаса всю жизнь. Вообще всегда знала. И он меня тоже.

– Подойди, – раздалось вдруг хриплое… хотелось бы добавить «рычание», но это была всё же человеческая речь, хоть и какая-то заторможенная, что ли… и я не то что вздрогнула, – я подпрыгнула на месте, позорно всхлипнув! Сработал эффект неожиданности, и на него ж явно и рассчитывали!

Помня, что злить лорда в мои планы никак не входило, и, учитывая, что слышала о нём до сих пор и промедление вообще смерти подобно, сделала пару несмелых шагов вперёд. И не из робости или излишней скромности, а ведь не видно ни черта! Не хватало ещё об этого самого лорда споткнуться!

– Понимаете, тут какое вышло недоразумение… – начала я издалека, собираясь, как есть, поведать лорду о своей излишней мнительности и о так некстати припасённом кинжале.

– Заткнись, тварь! – Хриплый оклик был таким неожиданным, что до меня даже грубость не сразу дошла.

А когда дошла, кулаки сами собой сжались.

Да что он себе позволяет?! На меня никто никогда не орал и тем более не хамил!

Папе для «сурового казацкого воспитания» сыновей хватало, вот прям более чем, сверстники – тоже понятно, не рисковали. В основном из-за братьев, конечно, и отца, чего уж там. Но я, если честно и сама могла за себя постоять. И, хоть мама пробовала мой боевой дух ломать и вообще воспитывать «как девочку», вынуждена была с отцом соглашаться.

– Пока учится хорошо и учителям не хамит, пусть ведёт себя, как хочет, – безапелляционно заявил как-то папа на семейном суде, пардон, совете. – А то, что Зайцеву синяков наставила, так мне не хватало ещё в детские разборки лезть. Сегодня дерутся – завтра целуются. А я дураком выглядеть не хочу.

– Ещё не хватало: с Зайцевым целоваться! – запоздало возмутилась я.

– Ша, молекула! – цыкнул на меня папа, а потом подмигнул и добавил: – Всё море наше!

– Вот ты всегда ей потакаешь, – покачала головой мама, хотя она вообще-то с отцом не спорила – при нас, по крайней мере, просто тогда сильно из-за тети Иры, мамы того самого «Зайцева» и своей лучшей подруги по совместительству, расстроилась. – А ты посмотри, во что дочь превратилась! Вытянулась, меня уже догнала, худющая, вся в синяках и ссадинах. Не девочка, а бродячий котёнок.!

– Инна, включи логику, – миролюбиво посоветовал папа. – То, что вытянулась, это хорошо, в нас пошла, в Богаевских! А что сорванцом растёт – пусть её! Ну, скучно ей с девчонками! А с пацанами (имелось в виду, конечно, с братьями) и веселей, и безопасней. И за себя постоять умеет.

– Другие девочки платьям радуются, – не унималась мама. – А Майе маску с ластами подавай! И скутер!

– Одобряю! – хлопнул ладонью по столу папа. Не успела я обрадоваться, как коварно добавил: – Но и платье тоже купи. Самое дорогое. Под мою премию. Чтоб все эти… – он растопырил пальцы и поморщился, – рюши эти ваши там, ага. И рукава чтоб фонариком!

– Папа! – на этот раз о-очень искренне возмутилась я. – Ну какие ещё фонарики!

– Ладно, ладно, – буркнул папа, усмехаясь в усы. – Давайте, что ли, чай пить.

И мама притихла, загадочно улыбаясь. Просто то, что папа не понаслышке знал о «рюшах» и «рукавах фонариком», на чём, собственно, его познания касаемо женской моды и заканчивались, очень просто объяснялось. А именно – маминым свадебным платьем, которое до сих пор любовно хранилось, присыпанное надеждой, что «когда-нибудь и Майя его наденет», в шкафу. Я, понятно, в этом сомнительном во всех отношениях действе участвовать не собиралась, а вот историю о том, как маме хотелось тех самых «рюш» и «фонариков» и папа, чтобы достать то самое, необходимое, задействовал все свои связи и таки нашёл то самое платье («гэдээровское!» – гордо заявляла мама) буквально перед самым посещением ЗАГСа, слушала с удовольствием.

Вообще мама меня любила, хоть и подчас очень уж беспокойной любовью. А папа – баловал. Нещадно. И братья любили тоже. И пусть порой, особенно в том, что касалось мальчиков, которым я нравилась, эта любовь выглядела, как немотивированная агрессия, точно знаю: любили.

И вот сейчас какой-то там выходец из сумасшедшего магического… что тут у них тут… средневековье, первобытнообщинный строй? – не суть… будет рычать на меня, обзываться и говорить: «Заткнись»?! Ну, это, знаете ли, ни в какие ворота…

Но моё молчание, видимо, было ошибочно истолковано как покорность.

Больше не рычали.

Вместо этого хлопнули в ладоши, и вспыхнул свет.

Такой яркий, что я зажмурилась!

А когда открыла глаза, стало понятно, почему их так резануло.

Просто я стояла в центре святящегося четырехугольника, причём за границей света оставалась пусть не та же тьма, но всё же полумрак.

Прищурившись, разглядела в этом полумраке высокую кровать под балдахином, на которой вальяжно развалился тёмный плечистый силуэт.

– Раздевайся! – снова рычание. Злое причём. И голос… мягко говоря, неприятный. И… нет, мне не показалось, язык у лорда заплетается.

– Я просто хотела сказать… – Чего мне стоило произнести это ровным тоном, в то время как внутри всё так и клокотало от ярости, одна я знаю. Но всё же надо бы объяснить этому бешеному кинжал…

– Заткнись, я сказал, шлюха!! – Окрик был такой злой, что я зубы чуть в пыль не искрошила. И всё же не выдержала.

– Шлюха не шлюха – под тобой не валялась!

Знаю, грубо. Неосторожно. Неосмотрительно. Некрасиво, наконец.

И очень-очень опрометчиво.

Но я вообще-то к этому психу в жёны не набивалась! Это он, значит, моего мужа убил, то есть Катлининого, но не суть, меня сюда притащил, женился по каким-то нагшасским обычаям… И пусть во время «венчания» я ни лица его, ни его самого не видела, обращались со мной почтительно! А сейчас, значит, шлюха?! С какой-то радости я должна это терпеть?!

– Так щас поваляешься, – прорычали с явной угрозой. – Раздевайся, я сказал!!

Что-то очень резануло слух. Прямо сильно резануло. Но что именно, я понять не успела. Потому что как-то само собой вырвалось:

– Нет.

– Нет?! – рычание в визг перешло. Прям в фальцет. Прям истерика какая-то, честное слово! И это лорд?! Мой, с позволения Безликой, муж?! Который на людях лорд, а с женой в спальне – быдло?!

– Нет, – тихо, но твёрдо подтвердила я.

Кровать заскрипела. Лорд поднимался.

Он приблизился, двигаясь как-то неловко. Как будто спешил показать, какой он тут весь из себя и вообще главный, но что-то его сдерживало. И покачивало при этом.