Светлана Поделинская - Полнолуние

Эдгар мгновенно почувствовал, что теряет ее. Он встал рядом с Лаурой на колени, слушая ее пульс. И ощутил, как ускользает нить ее жизни – тоненькая и непрочная, она могла оборваться в любой миг. На лице Лауры стыла воздушная красота отлетающей души, предназначенная для небес. Эдгар достал нож и сделал аккуратный надрез на ее левом запястье, подобный оставил и на себе, а затем соединил их руки. Однако вены девушки плохо принимали его кровь. Он поднял голову к луне и увидел, как на ее мраморно-белой поверхности расплывается неясное пятно, очень похожее на кровавое, отчего сияние стало страдальчески розовым. Но лицо Лауры не порозовело даже под влиянием этого света.

Эдгар не был доволен таким исходом, и его захлестнула жалость. Потрогав слабый пульс на шее – к счастью, он еще не пропадал, – Эдгар осторожно завернул тело Лауры в свой плащ, принял в объятия и взмыл в безоблачную высь, туда, где находился замок. Он поклялся самому себе, что ни за что не позволит ей умереть, его бесценная Лаура будет жить любой ценой.

Когда Эдгар внес Лауру в замок на руках, он был близок к отчаянию. Она еще дышала, но Эдгар боялся, что сам не справится и не сможет вдохнуть в нее новую жизнь. Он изначально сделал все неверно – слишком быстро, не за три раза, как положено, а за один, понадеявшись на ее врожденный дар – вампирскую кровь. Не рассчитал свои силы, увлекся, был непростительно самоуверен. Поглотил слишком много крови, и вот теперь она умирала в его объятиях. Было крайне досадно выжидать девятнадцать лет, чтобы все потерять за одну ночь. Эдгар положил Лауру на кровать и осторожно разрезал ей второе запястье, снова пытаясь передать свою кровь. Она впитывалась, но очень медленно, и по каплям вытекала обратно. Эдгар обреченно вздохнул – у него имелся запасной план, в котором, однако, не было ничего привлекательного. Элеонора.

Эдгар знал, что все эти годы Элеонора не убивала. Раз в месяц, в полнолуние, ее муж Филипп, пользуясь служебными связями, переливал ей донорскую кровь, и Элеонора держалась. Она была слаба и не развивалась, как вампир, но эта выхолощенная кровь сохраняла в ней видимость жизни. Эдгар искренне недоумевал, зачем Филипп тратит столько усилий, чтобы оберегать пустую оболочку Элеоноры, да и вообще, зачем ему такая жена, красивая и нестареющая, но лишенная человечности. Сам Эдгар не представлял себя рядом со смертной женщиной – слишком велика была бы пропасть между ними. Поэтому он не медлил и сразу обратил Лауру, забрав на свою сторону реальности. Однако Филипп Уэйн двадцать лет провел в одной постели с вампиром и, по всей видимости, ему это нравилось. Воистину, то была любовь, причины которой не требуют объяснений.

Эдгар подошел к большому старому зеркалу и окровавленной рукой дотронулся до него. Стекло затуманилась, и в глубине зеркальной глади возникла Элеонора. Он увидел ее в лондонской квартире, отдыхающей на кровати с книгой. Оторванная от взрослых дочерей, женщина явно наслаждалась уединением с Филиппом – предметом своего обожания и обладания. Но сейчас мужа не было дома.

Увидев, как поплыла поверхность ее большого зеркала, Элеонора в изумлении поднялась с кровати и подошла к нему. Она близоруко прищурилась – без притока живой крови зрение у нее снова ухудшилось – и рассмотрела знакомую комнату, в которой неоднократно бывала. Ее нелюбимая дочь лежала на кровати, бледная как мертвец. Эдгар вернулся к своей жертве и присел рядом, соединив порезы на их запястьях. Элеонора заметила ранки на шее дочери, оценила обстановку и удовлетворенно улыбнулась.

– Какая прелесть! – воскликнула она, привычно заломив руки в манере бывшей актрисы. – Значит, ты добился, чего хотел! Что ж, поздравляю! Будьте счастливы вместе!

Эдгар оглядел эту женщину: она была ему омерзительна, невзирая на их общую кровь, ее красоту и ухоженность. В ожидании мужа Элеонора облачилась в шелковую пижаму лилового цвета, который ей удивительно шел. Эдгар даже почти ощущал густой аромат сирени, исходящий от нее.

– Послушай, дорогая, – вкрадчиво начал он, – мне требуется твоя помощь. Видишь, твоя дочь умирает. Прошу тебя, отвори свои вены и дай ей немного крови.

Алый рот Элеоноры в негодовании округлился буквой «о», она подняла свои аккуратно выщипанные брови и торжествующе рассмеялась.

– Ах, значит, дорогая? Ну уж нет. Ты когда-то сказал мне, что придет время платить по счетам. Так вот, я думаю, что давно с тобой рассчиталась!

Эдгару потребовалось все его силы, чтобы удерживать перед ней бесстрастное выражение лица.

– Каким образом? Ты дала мне обещание, что будешь заботиться о ней. Вместо этого была самой отвратительной матерью, которая встретилась мне за двести лет!

– И ты еще смеешь в чем-то попрекать меня?! – возмутилась Элеонора. – Я родила ее для тебя! Не бросила в Румынии, не выкинула на улицу. Я вырастила ее! Воспитала! Она жила на всем готовом, ни в чем не зная отказа. Ты ее хотел – ты ее заполучил! Теперь она всецело твоя забота. А меня оставь в покое!

– Ты лишила ее самого главного – материнской любви! Сделай для нее хоть что-то! Дай ей немного своей крови, просто порежь запястье. И все.

– Нет, я этого не сделаю, – злорадствовала Элеонора. – Я не хочу.

– Как ты можешь быть такой бесчувственной? – не понимал Эдгар. – Она ведь твоя дочь!

– Она мне не дочь! – истерично закричала Элеонора, и ее красивое лицо безобразно исказилось. – Она чудовище! Ты навязал мне ее, и я жила рядом с ней как в аду. Я ненавижу ее! Даже не представляю, откуда она взялась. Я толком не помню, что произошло в этой комнате. Кто ее отец, Низамеддин или, может быть, ты?

От этих слов Эдгара передернуло.

– Не говори глупостей. Отец у нее может быть только один, и тебе это прекрасно известно.

Однако в пышной груди Элеоноры клокотала негасимая злость, и ничто не могло утолить ее жажду отмщения.

– Вы двое лишили меня всего! – кричала Элеонора. – Из-за вас я вынуждена влачить это жалкое существование, без еды и сна! А она была живым напоминанием об этом кошмаре!

– В том, кем ты стала, моей вины нет, ты знаешь, – мягко возразил Эдгар. – Не я обратил тебя. Я только помог, когда ты погибала и нуждалась в помощи.

– Ты сделал это не ради меня, а ради нее! – Руки Элеоноры взметнулись к вискам, а в желтых глазах заплясало безумие. – Ты получил свою плату. Вот и забирай ее со всеми потрохами, живую или мертвую!

Уговаривать Элеонору было бесполезно, даже если бы он стал умолять, она бы только еще больше позлорадствовала. Это была ее месть. А между тем кровь из запястий Лауры перестала сочиться, и пульс на шее уже не прощупывался. В распоряжении Эдгара оставалось всего несколько минут, пока ее мозг не умер, в противном случае он получил бы вурдалака безумнее Элеоноры.