Линдалл Клипстоун - Поместье Лейкседж

Мать и раньше причиняла нам боль, но так сильно – ни разу.

Она наклоняется и кладет руку мне на щеку, ее ладонь неуместно нежно касается того места, куда она меня ударила.

– Я пытаюсь защитить его, Виолетта. Я пытаюсь защитить тебя.

Ее лицо и голос мягки, словно ей искренне жаль видеть меня такой. И есть ужасная, предательская часть меня, которая хочет опереться на ее руку, позволить ей успокоить меня. На глаза наворачиваются слезы, но я моргаю, и они высыхают. Стиснув зубы, я смотрю на Мать, пока в мои колени врезается множество осколков.

Она смотрит на меня, не двигаясь, а затем встает и проводит руками по юбке. Она пересекает кухню, и ее шаги глухо звучат по коридору обратно в комнату. Скрипит защелка закрывающейся двери.

Когда мы остаемся одни, Ариен быстро тушит алтарные свечи. В воздухе витает дым. Он помогает мне отойти от осколков, и я сворачиваюсь калачиком на полу возле печи, прислонившись спиной к стене. В комнате витает сладко-горький запах от кастрюли, полной вишневого варенья, которое я приготовила. На полке наверху есть пустые кувшины, которые можно наполнить, когда заготовки остынут, – это наш вклад в деревенскую десятину на завтра.

Ариен приседает рядом со мной. Он колеблется, как будто хочет прикоснуться ко мне, но боится. Тьма исчезла из его глаз. Они такие же серебристо-серые, как и мои.

– Лета, мне очень жаль, – торопливо говорит он. – Я должен был остановить ее. Я должен…

Я поправляю край ночной рубашки.

– Можешь принести мне какую-нибудь ткань?

Пока его нет, я наклоняюсь, чтобы разглядеть порезы. Глубоко вдыхаю и начинаю вытаскивать осколки, застрявшие в моей коже. Один за другим кладу осколки на пол. Покрытое кровью стекло сияет – мрачная пародия на мою коллекцию полированных камней.

Ариен приносит мне лоскутки льняной ткани. Он берет с печи чайник и наполняет таз теплой водой с солью, смачивает ткань и прижимает ее к моему колену. Она быстро становится багровой, и его лоб встревоженно морщится. Он полощет ткань, складывает ее, чтобы скрыть пятно, и снова прижимает.

Пока он вытирает кровь, я сижу неподвижно. За кухонным окном листья яблони шевелятся и дрожат, словно пятна краски на мрачном ночном небе: черное на черном. Я чувствую холод, хоть у печи и должно быть жарко – от углей исходит тепло.

Приходит нежеланная мысль. Хочу найти что-то более сильное, чем я, достаточно сильное, чтобы забрать весь мой страх и мою боль. Что-то неподвижное, вроде огромного дерева, царапающего мне щеку грубой корой, когда я прислоняюсь к его стволу.

Я хочу к моей маме. Я хочу к моему папе.

Я помню большую теплую руку отца, обнимающую меня. Его осторожные пальцы убирали волосы с моего лба. Мама напевала Ариену, пока он спал в своей колыбели.

Я скучаю по ним и испытываю от этого ужасную боль.

Но теперь есть только я, подавленная, печальная и опустошенная, словно оставшаяся после бури грязь. И если я не буду достаточно сильна, чтобы защитить Ариена, то его никто не защитит.

Ариен начинает обматывать мои колени двумя длинными полосками ткани, перевязывая порезы.

– Больше не спорь с ней, – его голос слабо раздается в тишине комнаты. – От этого только хуже.

Я беру его руку и осторожно осматриваю его пальцы. Они покрыты выпуклыми бледными рубцами. Я слегка дую на его кожу, и он сдерживает слабую улыбку.

– Я не позволю ей причинить тебе боль, Ариен. Ни так, ни как-либо еще. Неважно, что она со мной делает.

– Лета, прошу тебя.

– Я буду стараться, – говорю я, обнимая его.

Он упирается щекой в мое плечо и подавленно вздыхает. До сегодняшнего вечера я знала, как защитить его от материнского гнева. Теперь нам предстоят ночи, полные грез, теней и пламени. Я пытаюсь придумать какой-то выход. Куда бы мы могли уйти, чтобы избежать этого ужаса. Но есть наш дом и Мать, и есть мир, необъятный и неизведанный, и нет ничего безопаснее, чем это место. Здесь я, по крайней мере, знаю, каким будет завтрашний день.

Я закрываю глаза и пытаюсь представить, как все теперь будет. Представляю коридор, полный запертых дверей, стены с бесконечными алтарями, на которых горит множество свечей. И в центре всего этого – я, мои руки раскинуты, а за моей спиной стоит Ариен.

Я приму все – страх Матери, ее гнев, огонь и кровь. Пусть все обрушится на меня. Что бы ни случилось, я больше никогда не позволю ей причинить Ариену боль.

– Я позабочусь о твоей безопасности, – говорю я ему. – Я обещаю.

Греймер в день десятины гудит, будто пчелиный улей. Воздух словно искрится от парящей в нем пыльцы. Громкие голоса односельчан звучат как молитва. Мы с Ариеном идем сквозь толпу к деревенской площади. Все ждут, тяжело нагруженные мешками с зерном, корзинами с фруктами, рулонами аккуратно подшитой льняной ткани.

Мы занимаем свое место в конце очереди, и я наклоняюсь, чтобы поставить корзину на землю рядом с моими ногами. Выпрямляясь, я чувствую боль в коленях. Шиплю сквозь зубы, и Ариен смотрит на меня с беспокойством.

– Все хорошо. – Я смотрю на лежащие в корзине банки с заготовками. – Я в порядке.

Сегодня утром из порезов все еще сочилась свежая кровь. Осколков стекла было так много и они вошли так глубоко, что я не знаю, все ли я вытащила. Я перевязала колени и надела свои самые толстые шерстяные чулки, чтобы скрыть повязки.

На противоположной стороне площади я замечаю Мать. Она стоит у алтаря рядом с хранителем деревни. На земле расстелен холст, а рядом аккуратно разложены все ее кисти и краски. Она с благоговением водит ладонями по иконе, проверяя потертости. Мать будет работать весь день, чтобы отреставрировать ее, как делает это каждый сезон. Добавляет цвета, выравнивает, лакирует и облачает в деревянную раму.

Позже, когда солнце сядет, мы все соберемся в круг у алтаря, прижимая руки к земле – отдавая дань уважения Леди.

Ариен касается моей руки, чтобы привлечь внимание.

– Лета? Я тут подумал… – Он наклоняется и понижает голос: – Что, если после десятины мы не вернемся домой? Что, если мы никогда не вернемся назад? Ты же знаешь, Мать не сможет нас остановить.

Он трет свои покрытые волдырями пальцы, затем его взгляд падает на мои перемотанные колени. Я заставляю себя улыбнуться.

– Может, нам построить дом на самом высоком дереве в лесу? Я сделаю нам лоскутное одеяло из одуванчиков и приготовлю на ужин рагу из поганок. А птицы будут расчесывать нам волосы.

Ариен морщит нос, как всегда, когда я его дразню.

– Я серьезно.

– Куда мы пойдем, если сбежим?

Это слово странно ощущается во рту. Мы впервые произносим его вслух.