Линдалл Клипстоун - Поместье Лейкседж

– Ничего. Я-я не…

Ариен забирает у меня корзину и кладет ее на стол:

– Вишня. Это наше приношение. И алтарь починен.

Монстр смотрит туда, где Мать собирает краски. Деревянный каркас алтаря покрыт новым лаком. На полке внизу зажжены свечи, заливающие икону светом.

Я хватаю Ариена за руку, чтобы увести его.

– Ждать.

Сапоги монстра врезаются в землю. Он подходит ближе.

– Останьтесь на секунду.

Я встаю перед Ариеном. Мои ладони напряженные и влажные от пота, но я распрямляю плечи и встречаю темный взгляд монстра.

– У нас для вас больше ничего нет.

– О?

В его движениях есть что-то дикое. Он как лиса, преследующая зайца.

– Я думаю, что есть.

– Нет, нету.

Монстр протягивает руки. На нем черные перчатки, а манжеты его рубашки туго затянуты на запястьях. Он кивает Ариену и выжидающе смотрит:

– Давай, покажи мне.

Ариен протягивает к монстру руки. Пальцы моего брата, обгоревшие прошлой ночью алтарными свечами, теперь потемнели.

Монстр бросает на меня взгляд.

– Это не ничего, не так ли?

– Это…

Он снова поворачивается к Ариену, и выражение его лица становится еще более диким.

– Скажи мне, как ты получил эти отметины?

Ариен беспомощно смотрит на меня. Это все моя вина. Я обещала защитить его. Я ощущаю горячий порыв страха и ярости. Протискиваюсь между ними, пока не оказываюсь прямо напротив монстра. Потертые носки моих ботинок против его начищенных.

– Наша мама – художница. Это пятна от краски.

Он холодно смотрит на меня сверху вниз. Он красив, но что-то с ним не так. Что-то приторное, словно сладко-горький запах сахара на кухне прошлой ночью. Между шнурками воротника его рубашки на его шее виднеется что-то темное. Я с ужасом наблюдаю, как все вены на его шее становятся ярче, проступая под кожей словно полосы чернил.

Затем я моргаю, и все, что я видела – все, что я думала, что видела, – исчезает.

Рот монстра изгибается в слабой улыбке.

– Мне жаль.

Ничего ему не жаль.

– Очевидно, я ошибся.

Все, что я хочу сделать, это схватить Ариена и убежать, но я заставляю себя оставаться на месте. Я сжимаю пальцы в кулак.

– Так и есть.

Он грубо снимает перчатки и бросает их на землю к ногам Ариена:

– Не потеряй.

Он уходит, не бросив ни на кого из нас ни единого взгляда. Его недавно обнаженные руки глубоко засунуты в карманы плаща.

Ариен наклоняется, чтобы поднять перчатки, и быстро натягивает их. Как бы долго я ни смотрела на него, он не смотрит на меня в ответ. Вместе мы идем через площадь, чтобы присоединиться к толпе, собравшейся у алтаря. Мы становимся на колени и упираемся руками в землю.

– Ариен, – бормочу я. – Днем, в лесу…

– Пожалуйста, забудь об этом. О лесе. О побеге.

Он поворачивается лицом к иконе, к золотым свечам.

– Обо всем.

Мы начинаем петь летнюю молитву. Я закрываю глаза и вдавливаю пальцы в землю. Когда меня заливает свет, я пытаюсь погрузиться в тепло и песню. Но все, о чем я могу думать, это то, что сейчас в этом мире не может быть места, где мой брат был бы в безопасности.

Когда мы возвращаемся, солнце уже почти село. Мать идет в дом, а мы с Ариеном остаемся в саду. Вечернее небо безоблачно, бескрайне. Ветви сада шелестят на ветру, и воздух наполнен зноем. Я прохожу через ряды летних трав, вдыхаю аромат шалфея и крапивы, а мои юбки скользят по листьям. Ариен следует за мной.

Заходим в колодезный домик. Внутри тускло, лишь немного света проникает сквозь щели в стенах. Я поднимаю тяжелую деревянную крышку и вытаскиваю ведро из воды. Этот момент всегда немного жуткий. Эта пустота между нами и водой. Глубокий тихий колодец с пятнами ряби далеко внизу.

Я умываю запотевшее лицо. Ариен снимает перчатки и держит их, скомканные, в кулаке.

Он выглядит выжатым. Его лицо бледное, а глаза уставшие. Я кладу руку ему на шею, и он вздыхает, опираясь на мою холодную ладонь.

– Мы все еще можем сбежать, – мой шепот эхом разносится во тьме. Звук задерживается. Сбежать. Сбежать. Сбежать .

Он качает головой, затем набирает немного воды и брызгает ей на лицо. Вытирает руки о брюки и снова натягивает перчатки.

– Я сказал тебе забыть об этом.

Я снова наполняю ведро и со вздохом отцепляю его от веревки, чтобы отнести на кухню. Мы молча идем через сад обратно, Ариен шагает впереди меня. Он так сильно вырос за последние несколько месяцев. Его рубашка плотно облегает плечи, хотя я только что расшивала ее. Он очень похож на нашего отца – высокого и худощавого, а я похожа на мать – гибкую и мягкую.

Ко мне приходит воспоминание, размытое, как угасающий солнечный свет. Наш отец за работой в саду. Его рукава закатаны до локтей, руки в земле. Наша мама с корзиной срезанных цветов в руках. Когда я думаю о них вот так, это вызывает странные чувства: и утешение, и боль.

Перед тем как зайти в дом, я на мгновение закрываю глаза и позволяю этому образу задержаться в голове.

На кухне за столом стоит Мать. Ее руки крепко сжимают спинку стула, как будто она ждет, пока кто-нибудь сядет. Наши глаза встречаются, и она сжимает руки до тех пор, пока ее костяшки не белеют. У нее дикое выражение лица – на нем смесь страха и гнева.

– Виолетта. Ариен. Что случилось сегодня в деревне?

Мои ботинки цепляются за половицы, когда я резко и внезапно останавливаюсь. Ведро наклоняется. Вода плещется и проливается мне на юбку. Ариен берет его у меня и осторожно ставит на пол. Мы смотрим друг на друга. Он открывает рот, но я отвечаю быстрее, чем он успевает заговорить:

– Ничего такого. Ничего не случилось.

– Правда?

Голос доносится из другого конца комнаты. Голос, который я слышала совсем недавно.

– Я так не думаю.

Инстинктивно я толкаю Ариена к себе за спину. У дальней стены стоит монстр. Он вне досягаемости даже слабого свечения печи. Алтарь с зажженными свечами за его спиной закрывается его тенью. Он всего лишь силуэт, его лицо скрыто за спущенным капюшоном плаща.

Монстр здесь.

– Мы ничего не сделали. Я уже сказала вам…

Он поднимает руку:

– Не лги. Я видел вас двоих в Вейрском лесу. Я видел тени твоего брата.

Кажется, что мир накренился и все перевернулось. Он видел. Он знает.

Мать смотрит на Ариена широко распахнутыми глазами.

– Что вы наделали?

Ее лицо бледнеет, когда она поворачивается к монстру.

– Мне жаль. Я пыталась его исправить. Но в нем столько тьмы. Слишком сильной тьмы.

– Вот поэтому я и здесь, – едко говорит монстр. – Мне нужна эта тьма.

– Вы хотите, чтобы он поехал с вами в поместье Лейкседж?

Голос матери дрожит, она нервничает сильнее, чем когда-либо.