Мика Ртуть - Дети грозы. Книга 4. Сердце убийцы

– Кто-нибудь еще рядом с Пророком это видит?

– Были такие, как же. Язык надо было за зубами держать потому что! Не в масть вякнул, и покойник. Может, кто еще притаился, да я не знаю. Вот те круг, не знаю!

На последних словах голос Ревуна сорвался. Ужас перегорел, и им овладела злость – на Пророка, на тупых дружков, сцепившихся с Темной тварью, на весь несправедливый мир.

– Не ори, – ткач поморщился. – Что этот самозванец проповедует, подробнее.

– Куда ж подробнее-то… Говорит, засилье Тьмы, всем дорога в Бездну. А единственный путь к спасению – уверовать, очистить землю от скверны и вознестись в Светлые Сады. Помешался на чистоте! Говорит, поля родить не будут, пока не рассеется тьма, и жены нечистые принесут нечистых детей, потому как неверные все… Кракеново дерьмо это. Всех женщин объявляет нечистыми и отдает на потеху толпе. Сам на них не глядит, чистоту блюдет. Воздерживается! А по ночам из его шатра мертвых пацанов тащат! – Ревун почти кричал: проклятый лицемер Пророк, собирает сливки, а другим за него умирать. – Ненавижу! Зачем подался к нему!

– Не поздновато раскаялся? Я не жрец, грехи тебе отпускать. – От насмешки в голосе убийцы Ревун увял. – Что там с армией?

– Сброд. Из толковых военачальников один Альбарра, и тот тяжело ранен. Пророк его бережет, лекарей к нему тащит. Говорит, генерал через страдания пришел к истинной вере. А по мне, Медный его морочит: дурь это, по деревням петлять. На той луне могли бы взять Иверику и дойти до Беральдоса. Народу-то много, одних солдат под тыщу, лихих сотни три, да селян толпень. Дисциплины никакой, окрестные села разграбили, скоро голодать начнут.

– Неплохо разбираешься для лихого человека.

– Так я ж на флоте служил четыре года, пока на рудники не угодил…

– И в порядке охраны разобрался?

– А то. Да там и порядка-то нет. Каждый вечер и каждое утро тычет наугад, в какой отряд попал, тот и охрана. Только к нему подобраться непросто. Он самых чокнутых приблизил, назвал Чистыми Братьями. Они и еду носят, и пацанят приводят, они же и закапывают.

– Спит один?

– В шатре один, а вокруг шатра человек двадцать. Эта… слышь! Могу провести к Пророку. Ну, вроде как менестреля… Проще будет, а? И выбраться помогу, меня там каждая собака знает.

В Ревуне всколыхнулась отчаянная надежда. Ткач выглядел совсем мальчишкой. Ревун понимал, что милость Темного – что сухая вода, но надо попробовать еще хоть немного потянуть. Удавалось же морочить Пророка. Может и этот поведется. А что? Он и в самом деле проведет к Пророку, авось одно Хиссово отродье другое отродье и прикончит. Все воздух чище станет.

– Куда провести?

– А через Чистых и охрану. Пророк-то ставит шатер в самой середке лагеря. Тебе ж тихо надо, да? Давай, помогу. Эту сволочь убить – благое дело.

– Говоришь, он идет на Иверику.

– Ага. Я от него уходил, сброд стоял у Лысых Брожек. До города еще лиг шесть, а они больше лиги в день не проходят.

– Двуедиными поклянешься?

Серьезные глаза и деловой тон убийцы подкинули дров в топку. Ревун уже верил, что удастся выкрутиться, и обещал Светлой и молебен, и пожертвования, и праведную жизнь – от чистого сердца.

– Видят Двуединые, помогу! Я жить хочу. А Пророк пусть сдохнет!

Ревун был искренен, как никогда. И был уверен, что и проведет убийцу, куда надо, и выведет, и что угодно для него сделает, только бы жить.

– Сдохнет твой Пророк, сдохнет, – усмехнулся ткач.

В глазах его снова промелькнула Тьма, но Ревун не успел понять, что заказать молебен Светлой ему не суждено.

Себастьяно бие Морелле, Стриж

Бледный до зелени трактирщик так и сидел у дверей, не решаясь лишний раз пошевелиться. Увидев Стрижа, взбежавшего по лестнице, он вжал голову в плечи. Стриж кивнул, намекая, что не худо бы убрать грязь внизу. Трактирщик вскочил и засеменил к лестнице.

Стриж остановился перед дверью, прислушался. Шикнул на замешкавшегося на ступеньках трактирщика, отчего тот чуть не упал с лестницы, и постучал.

– Что? Кто там? – настороженно отозвался Хосе.

Стриж почти видел всех четверых. По углам – Лусиа и Хосе с ножами наготове. У двери – акробат с занесенной табуреткой. У окна Павена изготовилась метнуть все четыре лезвия сразу.

Он хмыкнул и отступил в сторону.

– Ножи в ножны, табурет на пол. И поговорим.

За дверью послышался шорох, осторожные шаги, звук опускаемой на пол табуретки и облегченный вздох. Скрипнул ключ. Стриж улыбнулся как можно теплее и вошел.

Так и есть: девушки у окна, Хосе справа, акробат слева. Обыкновенного разбойника бы прищучили: стоят правильно, позы расслабленные, но в полной готовности к нападению или бегству, уж как получится. Старательная скотина Гонзалес выбрал комнату с крепкой решеткой на узком окне, без других дверей. Иначе были б циркачи далеко за городскими воротами. Эх, теперь объясняться, плести чушь очередную… Надоело.

– Ну, привет. – Он оглядел всех по очереди, кивнул, сел на кровать. – Хотели спросить – спрашивайте.

– Что будешь с нами делать? – Хосе говорил ровно, несмотря на синюшную бледность.

– А что, обязательно надо?

– Кто ж знает, что тебе надо.

– И не знайте дальше. Шли бы вы, ребята, отсюда. Только не на север и не в столицу. В Ирсиде скоро праздники, там можно неплохо заработать.

– Что, прям так и отпустишь? – спросила Павена, задрав подбородок.

– Нет, сначала дам пинка. – Стриж начал злиться. – Думаешь, мне это нравится? Думаешь, мне хочется тебя…

– Извини, просто… – Павена опустила глаза.

– Просто не считаешь постель поводом для знакомства. – Стриж пожал плечами и обратился к Хосе: – Купите лошадей и сваливайте. Никакого Мадариса, ты понял? Ничего с твоей матерью не случится. Вот, вам хватит. – Он высыпал из кошеля горсть монет, отобрал из них четыре полуимпериала и бросил старшему циркачу. – И не надо кидать в меня острыми предметами, милая. – Он послал фокуснице мерзкую улыбочку, точь-в-точь как балаганный злодей. – Я тебе ничего не обещал, как и ты мне.

Павена то ли облегченно, то ли разочарованно вздохнула, хотела что-то сказать, но Стриж отвернулся, всем видом показывая, что его интересуют только спутанные завязки кошеля.

– Мы можем идти? – шепнула Лусиа.

– Провалитесь уже, – буркнул он, встал и не спеша направился к двери. На пороге обернулся, скривил губы. – Удачной поездки в Ирсиду.

– И тебе удачи, Стриж, – прозвучало в спину, когда он закрывал за собой дверь.

Расторопный Гонзалес уже все убрал. Семь трупов отправились в раскрытый люк в углу зала, крови на полу не осталось. Трактирщик подскочил, как застигнутый врасплох заяц, и обернулся.

– А… ваши…

– Ушли черным ходом.

– Но… э…

– Лови.

Стриж подкинул на ладони серебряную сестрицу и бросил ее трактирщику. Тот привычно потянул монету ко рту, попробовать на зуб, и на мгновенье забыл бояться. Этого мгновенья Стрижу хватило, чтобы одним длинным броском достать его и свернуть потную шею.