Сигита Ульская - Знаки Луны

– У тебя такое печальное лицо! О чём ты думаешь? – спросил он её.

– О том, что в осени всегда есть нежная грустинка. Лёгкая тоска, вплетённая в ветки деревьев. Печаль, что отражается в остывающих облаках. И на минутку вдруг заскучаешь, затоскуешь о чём-то забытом, полустёртом. По тому, что нельзя ни вернуть, ни изменить.

– По ошибкам? – догадался Дэн.

– По ошибкам. – Улыбнулась она.

Приподнявшись над ним, Аделия посмотрела парню в глаза и медленно поцеловала его. Потом откинулась и снова замолчала.

Они сидели на крыше, пока верхушки дальних деревьев не стали причёсывать холодное солнце перед сном.

– Есть что-то торжественное и печальное в каждом закате, – сказала Аделия, глядя на темнеющее небо. – Он как эпитафия ушедшему дню. Его последний панегирик… Короткий отблеск окрашивает в пунцово-апельсиновый облака, и тут же всё тухнет, накрытое чернильным небом, которое поблёскивает влажными звёздами. Закат – как последний глоток насыщенного чая, одинокая мелодия, позднее CMC. Под этот привычный ритуал природы, усталые и опустошённые, мы обещаем себе, что завтра всё будет по-другому. По-новому. И, засыпая, искренне верим, что так и произойдёт. Но утро всё возвращает на свои места…

Дэн обнял её и улыбнулся.

– Ада, красиво и поэтично безумно, но и до ужаса драматично! Ты всегда такая?

– Обычно да. Предупреждаю сразу.

– Мне даже нравится. – Кивнул Дэн.

Когда совсем стемнело и в парке включились фонари, они наконец встали.

– Спасибо тебе, Дэн! – Улыбнулась Аделия. – У меня есть уголок в душе. Шкатулка. Туда я складываю волшебные воспоминания. Этот вечер я тоже туда положу.

– Тогда и я заведу такое место, – сказал Дэн. – И это будет первое оставленное там воспоминание.

– Пойдём, завтра важный день. – Потянула она его вниз. – Завтра распределение по группам и знакомство с преподавателями.

В коридорах прибавилось народу. Везде хлопали двери, входили и выходили люди, раздавался разноголосый смех, разговоры – Школа ожила.

Когда Дэн зашёл в свою комнату, Митч уже завалился на кровать и опять что-то жевал. Он очень обрадовался возвращению соседа.

– Бери, угощайся. – Протянул Дэну колбасу которую откусывал прямо от палки.

– Спасибо, не голодный.

– Видел, сколько народу? – Махнул колбасой на дверь Митч.

– Угу, – ответил Дэн.

Он потушил свет и поспешно раздевался, чтобы лечь.

– Завтра такой важный день! – повторил с набитым ртом Митч слова Адели.

– Начало занятий. – Потянулся, залезая под одеяло, Дэн. – Думаю, будет обычная торжественная часть. Ну, там знакомство с преподавательским составом, вступительные речи…

– Не только. – Привстал на кровати Митч, блестя в потёмках глазами. – Во-первых, выступит Профессор.

– Какой профессор? – не понял Дэн.

– Уолтер Стоун. Доктор математических наук. Его тут все так и зовут – Профессор. Местный ник у него такой. Говорят, в юности он что-то там решил, до него нерешаемое. Какую-то премию большую получил. Но потом ушёл с головой в астрологию, написал кучу трудов, разложил её с чисто математической точностью, и теперь можно только мечтать попасть к нему на консультацию. Всем известно – он здесь заправляет, а Вирджиния – его правая рука и смотрит ему в рот. Во-вторых, будет распределение по группам, имеет значение, кого к себе наберёт Стоун. В-третьих, он выбирает себе ассистента на консультации, и это, пожалуй, самый важный момент, хотя тут нам с тобой ничего не светит – он всегда берёт человека со второго года обучения. Попасть к нему в помощники – невероятное везение. Это даже круче, чем поступить сюда! Помощник учится у великого Стоуна, а ему ещё за это и дают деньги! Дружище, ты только вдумайся: бывать у такого человека на приёмах, помогать ему – разве не круто? – Митч задумчиво откинулся на подушку, заложив одну руку за голову и снова откусил колбасу. – И в-четвёртых…

Комната наполнилась звуками интенсивного жевания.

– Что в-четвёртых? – заинтересовался Дэн.

– В-четвёртых, будет разыграна лотерея, кто пойдёт с ним весной в знаменитый поход…

– А что за поход? Я о нём ничего не слышал, – удивился Дэн.

– О-о-о, дружище, так ты вообще ничего не знаешь. – Глаза Митча опять загорелись. – Есть такой таинственный меценат – Алан Бисли. Он вроде как старинный друг Стоуна, живёт в усадьбе Эберрант, что под Мервилем. Так вот, в горах он выстроил одну из крупнейших частных обсерваторий. Говорят, поход этот, который длится две недели, сам по себе захватывающий. Но побывать в той обсерватории равносильно тому, что пройти крещение. И уже много лет каждый год доктор Стоун ведёт туда группу. Однако в неё попадает лишь определённое количество человек. Поэтому разыгрывается лотерея. Стоун…

– Стоун, Стоун, Стоун… – Перевернулся на бок Дэн. – Я о нём раньше и не слышал. Не слишком ли много внимания для одного… Сколько ему лет, Митч?

– Ну, он старый. Лет за шестьдесят точно…

– Не переоцениваешь ли ты его? Пожилые, конечно, умны, но обычно представляют собой застывшую модель, полностью сформированную. И оттого скучную. Они уже всё доказали этому миру, всё для себя открыли и заняли свою нишу. В нашем колледже самые тоскливые уроки были у старых учителей. Помню мистера Бэнкса – пожилого преподавателя английского. Вещал-то он, может, и умные вещи, и правильные. Но тошнотворно-приторным, нудным голосом. Как будто методично забивал сваи. Нам по головам: бум-бум-бум… Тоска да и только. Говорят, здесь самый сильный преподавательский состав. Я читал о Сайлосе Уилкоксе. Местном педагоге-энтузиасте, подающем большие надежды. «Пытливый ум, сочетание опыта и молодости» – вот как было написано про него в той статье! Он выиграл в прошлом году премию по астрологии. Попасть бы к нему! И этого уже достаточно, чтобы стать счастливым.

Они ещё немного поболтали, обсудив завтрашний день, потушили свет ночников, и вскоре Митч захрапел.

Дэну же не спалось. Он надел наушники и включил музыку. Звучали знакомые мелодии, но раньше парень даже не замечал, сколько среди них песен о любви. Теперь они приобрели смысл и глубину. Слова ожили, словно в них вдохнули душу, открылись символы и знаки. И в каждой был привкус поцелуя Адели.

За день эта парадоксальная девушка разрослась до величины мира, в котором он жил. Заслонила собой всё, подчинила своим неведомым правилам. Вселенная пропиталась ею, переименовалась в неё. И всё в ней сравнивалось с Аделией и, безусловно, ей проигрывало.

За окном снова мелькали тени летучих мышей. Дэн дотянулся до шторы и откинул её. Луна смотрела на него холодно и отстранённо. Словно ждала. А потом на ней показалось сердце, таким, как его рисуют на картинках для влюблённых. Оно переливалось и пульсировало. Парень заулыбался. А сердце фейерверком медленно рассыпалось на песчинки и растворилось.