Дарья Борисова - Призмы Шанбаала

Я взяла шкатулку и обняла ее, прижимая к груди. А теперь, пока за мной не придут, у меня есть время хорошо подумать, вспомнить все, что я узнала от отца, а вспомнив все, наконец-то сообразить, что именно я буду отвечать на вопросы Агарь.

Но подумать я не успела, потому что дверь распахнулась и, пригибая голову, вошел нефилим. Он был даже выше меня, что случалось так редко, когда я жила в Первом мире. Он подал мне руку, и я приняла ее, опираясь на него весом тела.

– Обувь тебе не принесли? – спросил он, заглядывая мне в глаза.

– Есть туфли, но я не могу наклониться, чтобы не упасть, – ответила я.

Вздохнув, он усадил меня на кровать, взял туфли и подошел ко мне, садясь на корточки и ловя за лодыжку. Я быстро отдернула ногу, ощущая острую вспышку стыда, но потом перестала ломать комедию и сдалась. Не в том я была положении, чтобы выкаблучиваться.

Обув меня, нефилим помог мне подняться, придерживая за спину под крылья.

– На допрос? – спросила я.

Он был выше меня почти на голову, и было так приятно сознавать, что даже когда я на каблуках, есть кто-то выше, кто-то, на кого приходится задирать голову.

Только он ничего мне не ответил, лишь провел по длинному витиеватому коридору в комнату, усадил на стул и спросил, нужно ли мне чего-нибудь. Я попросила что-то горячее, все равно, чай или кофе, или просто стакан горячей воды, он кивнул и ушел.

Ожидание длилось недолго. Вошла Агарь с дымящимся стаканом, и сочный запах свежезаваренного чая заполонил пространство. Хмурый Белиал зашел за ней, посмотрел на меня и закатил глаза снова, в фиолетовой радужке мелькнула неприязнь. Но вроде бы не ко мне, а к Агарь, и это почти меня успокоило.

– Держи, Пандора, – сказала она, ставя передо мной кружку. – Как ты, полукровка?

– Все нормально, – я сделала глоток кофе, жмурясь от удовольствия. – Откуда вы знаете мое имя?

Внутри выскочил красный флажок: ошибка. Это не мое имя, у меня сейчас другое. Отца зовут Персей, а меня… я уставилась в стол, пытаясь его вспомнить, но в голове звенела пустота. Птица Рах прилетела всей конспирации, как говорится.

– Война закончилась до твоего рождения, но Предателей Пятимирья мы ловим до сих пор. Были те, кто обмолвились, что Люциан и Климена так назвали дочь. А когда я позвала, ты откликнулась. Позволило отсечь то, что ты его любовница, – Агарь мягко улыбнулась.

По спине у меня пробежал холодок. Я-то думала она добрая и милая, раз так вежлива со мной, а Агарь даже мое имя сделала оружием против меня.

– Есть что сказать? – Белиал подпер голову рукой, водя пальцем по столу.

Я отрицательно помотала головой. Я не настолько сошла с ума, чтобы пытаться с ними сражаться обманом.

– Что ты знаешь о темном дэве по имени Люциан? – спросила Агарь.

Я сделала большой глоток кофе, беря паузу. Я чувствовала себя нелепой, маленькой и совсем юной перед этими двумя, смотрящими на меня с таким ласковым, но в тоже время жалостливым взглядом. Словно я маленький котенок под дождем.

– Что Люциан участвовал в Восстании Иерофантов. Он брат Фафнира, – я сообщала факты сухо, словно на уроке в школе отвечала. – Участвовал почти во всех крупных сражениях. После поражения исчез вместе со своей женой.

Сердце бешено заколотилось в груди, а тело обдало вспышкой жара. Мне оставалось только надеяться, что на губах не выступят предательские капли пота.

Они молчали, и молчала я, решив, что не буду говорить, пока меня не спросят. Мой болтливый язык мог завести меня очень далеко, и я могла бы выболтать то, чего болтать не стоило.

– Ты знала, что твой отец Предатель Пятимирья Люциан? – спросил Белиал, откидываясь назад на спинку стула.

Я посмотрела в фиолетовые камни его глаз. Вдохнула, выдохнула, а потом ровным голосом ответила:

– Я знала, что моего отца зовут Люциан, но это всё.

– Лжет, – зевнула Агарь.

– Лжет само собой, – согласился Белиал, усмехнулся ей, потом повернулся ко мне. – Пандора. Попробуй руководствоваться здравым смыслом.

– Он бросил тебя. Тебе не нужно его покрывать, – вторила ему Агарь.

Я молчала. Им было не понять. Для них он был Предателем, а для меня он был отцом. И я знала, я отчаянно верила в то, что он меня не бросил. У отца было много плохих качеств, но если бы он хотел меня бросить, сделал бы это, когда я была еще в несознательном возрасте.

– Она с ними связана. В курсе всего, – Белиал перевел взгляд на Агарь. – Она знает имена и связи, была подле отца. Рахель знала, где ее искать, и к ней единственной подошла что-то сказать.

– Нет! – выпалила я… и тут же пожалела.

Белиал медленно повернул ко мне голову, и в его взгляде я прочитала все, что сейчас положено на чашу весов. На одной – моя верность отцу, и совершенно естественное желание защитить его, где бы он сейчас ни был, и какие бы шаги не собирался предпринять дальше. А на второй лежал здравый смысл, что настаивал, что отец выкрутится. Он старше, умнее, давно в бегах.

Он спас меня, или бросил?

Он подставил меня, или защитил?

Я не могла знать четкого ответа. Если я принимала за условие слепой веры то, что мой отец – действительно меня любил, чему подтверждений в последние годы было мало, но они все-таки были, я выбрала бы его. Но если допустить обратную ситуацию… но тогда зачем ему таскать меня за собой? Почему бы не бросить в приюте, или в канаве?

И могла ли я действительно его предать, сказав, что всё знала? Знала, кто мой отец и не пошла к властям, знала, как тесно наша семья связана с Восстанием, и что мы скрывались, прятались, убегали от того момента, когда нас обнаружат, почти девятнадцать лет?

– Пандора, лучше ответь, – Агарь постучала костяшками пальцев по столу. – То, что ты его ребенок, не перекладывает на тебя его грехи. Тебя не накажут за то, что ты дочь Люциана.

Я молчала, прокручивая в голове снова и снова то, что знала и то, что считала нужным сообщить им, как предельный уровень моих знаний, взвешивая и прикидывая, и от этих умственных усилий уже начинала болеть голова.

– Пока ты не начнешь говорить, тебе придется остаться в камере. Оно того стоит? – голос Белиала вторгся в мой разум острыми ядовитыми иглами.

Я продолжала играть в молчанку, укореняясь в каком-то мрачном настроении тупой решимости молчать до последнего.

Оставалась крошечная надежда, что если я буду выдавать правду дозировано, то смогу добиться для себя хорошего результата. Это была опасная игра. Я не более суток назад видела, как одного из Предателей обратили в камень. И знала, что даже находясь в камне бессмертные продолжают жить, а я – бессмертная.

Я сделала несколько глотков кофе, допивая его. На минуту желудок опалил жар, а потом стало холодно. В молчании я огляделась по сторонам, по серым стенам, едва заметно светящихся магией. Очевидно, тут стояла сфера отрицания звука. Я побарабанила пальцами по столу, поелозила на стуле. Окон не было. Света тоже.