Надежда Мамаева - Магометрия. Институт благородных чародеек

– А так и должно быть, с этим наручником?

Парень обернулся и, скривив губы, нехотя бросил:

– Да. Мы опаздываем, поэтому поводок и начал натягиваться. Нам стоит поторопиться в отделение инквизиции, если не хотим превратиться в прожаренные стейки.

– Я пас! – нагло заявил Йож и плюхнулся брюхом на асфальт.

– Это в последний раз, – Ник мученически вздохнул и закинул полудохлого кота на манер воротника на шею, нимало не заботясь об удобстве последнего.

– Но у него же нет браслета, пусть бы и лежал тут, – мое сострадание проплыло по Стиксу с монетками на глазах около часа назад, закрылось надгробием и попросило его не беспокоить.

– Нет, браслета-то нет, но зато есть болтливый язык, который, как помело, разнесет весть о том, что я бросаю товарищей, – обреченно выдал дракон. – А в беде или лени – не суть важно.

Толчея питерского метро в час пик прошла для нас не то чтобы незаметно, скорее с максимальным в этой ситуации комфортом. Меня с Ником не вминали в стекло и не пытались сдавить со всех сторон лишь по одной причине: действие специфического амбре черных полиэтиленовых мешков было сравнимо с эффектом хлора времен Первой мировой. Пассажиры предпочитали потеснить соседа, нежели свести тесное знакомство с подозрительной поклажей, а тем паче с изгваздавшейся (не иначе на помойке) троицей.

На улице моросило. Успели мы вовремя, хотя запястье уже пылало, но, как заверил Ник, «это ерунда». Сдав «добычу» капитану Речкину, направились в кабинет того, кто утром нам так щедро выдал браслеты.

Бородатик все так же сидел у себя за столом и строчил, не отрываясь, что-то на бумаге.

– Сейчас-сейчас! – выдал он, даже не глядя на нас.

Спустя минуту мужичонка оторвался от своего, надо полагать, весьма увлекательного занятия и поднял взгляд.

– А-а-а-а, наказанные. Рад, весьма рад. Валь, прошу, подойдите ко мне. Сниму браслет. Ваши исправительные работы были ограничены всего одним днем, и он прошел. Вы свободны.

Дракон лишь фыркнул. Йож же, не иначе, посчитал ниже своего достоинства отвечать и изображал побитую жизнью и молью горжетку на шее Ника.

После того, как парень с наслаждением потер освобожденное запястье, очередь дошла и до меня.

– А вас, Светлана, ждут еще четыре дня исправительных работ. Так что жду завтра у себя в кабинете к восьми утра. Просьба не опаздывать. Браслет об этом позаботится. А пока, чтобы он не жег, подойдите сюда, я его перенастрою, чтобы до часа нашего с вами рандеву он вас не беспокоил.

Делать нечего. Я протянула руку, и гном (Ник меня просветил, что данный субъект – представитель именно этой шустрой расы) сделал несколько пассов над арестантским украшением.

После того, как мы покинули кабинет бородатика, Ник, улыбнувшись, произнес:

– Несмотря ни на что, рад был познакомиться. Извини, руку не подам, сама понимаешь. – Тут он на мгновение замялся, но все же решил пояснить очевидное: – Мне хочется побыть молодым и красивым положенное время.

Повисла неловкая пауза. Я не знала, что лучше ответить. Вежливо-безликое «мне тоже приятно познакомиться» не вязалось ни с нашим внешним видом, ни с занятием, за которым мы провели весь день. Первая (пусть и не свидание, но все же) встреча почти на помойке, за сбором трупов… А вот озвучивать мое заветное желание: «Лучше бы последних двух суток вообще не было, а вместе с ними и нашего знакомства», – было бы откровенной грубостью, которой ни Ник, ни Йож не заслуживали, поэтому решила отшутиться:

– Вы мне тоже оба молодыми больше нравитесь, – и в нарочитом жесте убрала обе руки за спину.

Кот на это мое заявление с самоуверенностью катка, которому все нипочем, заявил:

– Я-то знаю, что девушки от меня без ума, а вот этому ущербному недоворишке редко такие комплименты делают.

Ник решил поддеть наглого пассажира:

– Уточни, в какой ипостаси девицы пищат при виде тебя.

Кот смутился. Видимо, фенотип, приводящий дам в восхищение, имел отнюдь не фигуру атлета, а усы и хвост.

– Ладно, давай тебе хоть бомбилу стопану, – решил сменить тему и проявить рыцарство Ник. – Ты где живешь?

– Малая Московская.

– А, офицерщина… щас поймаю машину.

Когда мы вышли из отделения, на улице уже не моросило, а поливало, и я была согласна не только на машину – на трамвай сорокалетней выдержки, лишь бы не стоять под холодным небесным душем.

Машину поймать удалось на удивление быстро. Шустрая семерка лихо притормозила. Я начала садиться, в то время как Ник, ни слова не говоря, открыл переднюю пассажирскую дверь и протянул водителю купюру с синеньким Ярославлем и прокомментировал:

– Этого с лихвой хватит, сдачу оставь себе, – и захлопнул дверь.

Такого поступка от парня, с которым едва знакома, признаться, я не ожидала. Рефлексировать над произошедшим не позволил голос водителя:

– Куда едем, крэсэвица? – повернувшись, с акцентом осведомился повелитель драндулета и вазохист в одном лице.

– Малая Московская, тридцать семь. Второй подъезд.

Сын Кавказа, чье происхождение выдавали длинный нос, специфический говор и кепка-аэродром, радостно оскалился.

– Вмыг домчу, крэсэвица! – протянул он, переключая передачи и ловко встраиваясь в поток.

А потом начал расхваливать свою «ласточку». Делал он это то ли по привычке, то ли от скуки, но почему-то к каждой его реплике мне хотелось добавить пару слов. На его «машина-огонь» – я мысленно продолжила: «И очень сильный, судя по дыму из выхлопной трубы». Последний, кстати, был виден через заднее стекло весьма явственно. На заявление джигита: «Она ни разу не бывала вверх колесами» – хмыкнула (ну да, «ласточке» всего лишь въезжали и в зад, и в перед, судя по вмятинам на обоих правых крыльях). А сравнение творения АвтоВАЗа с ланью вызвало стойкое убеждение, что парнокопытную перед этим полосовали автоматной очередью, ибо ползли мы по Невскому, как беременная черепаха перед кладкой.

В отличных ходовых характеристиках машины (в смысле стимулирующих ходить пешком, а не ездить на этой колымаге) я убедилась, когда семерка, в последний раз чихнув мотором, не доехала до моего дома квартал. К счастью, ливень прекратился, и я, покинув салон, припустила к дому.

Чего я ожидала, поднимаясь по лестнице? Расспросов? Отчуждения? Ответов?

Увы, реальность оказалась прямо противоположной всем моим предположениям.

Когда ключ в замке провернулся с противным металлическим скрежетом и дверь распахнулась, в нос сразу проник аромат сдобы. Такой домашний, он словно был воплощением уюта, привычного мира, всего того, что казалось незыблемым еще позавчера.

– А, дочка, вернулась? Как Казань? Бусурманский Кул-Шариф все такой же иссиня-белый? – вопросы, которыми папа меня засыпал на пороге, сбили с толку.