Галина Гончарова - Маруся. Столичные игры

– Мария Ивановна.

Мне достался поцелуй ручки и букетик фиалок. Я с благодарностью приняла и пригласила Благовещенского поужинать с нами.

– Признаюсь, я на это и рассчитывал, – признался он. – В моем доме пока еще нет кухарки, а есть то, что приготовит мой денщик, можно только в походе. И в ресторацию идти неохота было.

Я улыбнулась.

– Тогда вы пришли по адресу – и вовремя.

Подобные шуточки тоже уместны только между своими. Но Благовещенский уже и был для меня в числе «своих».

Ужин подали быстро, блюда радовали и вкусом, и запахом. Мужчины нахваливали кухарку, а Благовещенский послал ей на кухню рубль от щедрот.

Все было тихо, мирно и спокойно, пока в столовую не вошел очередной лакей.

– Мария Ивановна, вам доставили…

– Несите сюда, – со вздохом распорядилась я, отодвигая тарелку с ухой из стерляди.

Доставленным оказался букет потрясающей красоты.

Сиреневые ирисы, алые гвоздички, еще какая-то зелень, белые мелкие цветочки, все это смотрелось так… хотелось вставить букет в рамочку.

Нарисовать.

Хотя бы сфотографировать – и любоваться, когда придет плохое настроение.

К букету прилагалась большущая коробка с марципанами.

– Конфетки! – обрадовался Петя по-детски.

– А от кого? – тут же задумался Ваня. – Цыц, мелочь!

Петя надулся и засопел, но спорить не стал. Я поискала карточку.

– Всего одно слово. Прекраснейшей.

– И от кого это может быть? – нахмурился Благовещенский.

Я пожала плечами.

– От кого угодно. Могу лишь заверить, что я авансов никому не раздавала.

– Мария Ивановна, поймите меня правильно. Карточка абсолютно правдива. – Александр нахмурился. – Но все-таки хотелось бы знать – от кого?

– Мне бы тоже, – задумалась я.

А правда – от кого?

Что-то я не припомню в своей жизни мужчин с таким банальным стилем. Букеты, конфеты… ухаживания?

Безусловно, приятно. Но слишком уж внезапно.

Вряд ли я успела на кого-то произвести такое впечатление, Милонег мертв, цесаревичу не по чину, а кто еще?

Да и не прислал бы такое цесаревич, он бы просто распорядился, и пришел бы мне дежурный букет из алых роз. Страсть, восхищение, желание. А тут со вкусом подобрано, с фантазией…

Паранойя?

Да и ёж с ней!

– Есть ли возможность проверить марципан?

– Проверить?

– Не отравлен ли он.

Мальчишки поглядели с глубоким шоком. Благовещенский покачал головой.

– Вы не слишком передергиваете, Мария Ивановна?

– Лучше перебдеть, чем недобдеть, – ответила я старой поговоркой еще моего шефа. Он, правда, другое слово употреблял, различающееся на одну букву, но то детали.

– Я могу попробовать. Но конфеты потом будут несъедобны…

– Да и черт с ними, – махнула я рукой. – Лучше несъедобные конфеты, чем беспокойная я. Или даже так…

Я выбрала с десяток конфет наугад из коробки и положила перед Благовещенским.

– Проверяйте, Александр Викторович.

Мужчина провел рукой над конфетами. На кончиках пальцев заплясали зеленоватые огоньки, словно на живом детекторе, а конфеты вдруг начали темнеть и просто рассыпаться в прах.

Кроме…

Одна, две…

Две конфеты из десятка выбранных наугад дали иную реакцию.

Красноватые огоньки говорили о том, что в конфетах содержится яд.

– Ёжь твою рожь! – от души высказалась я.

Внимания никто не обратил, мальчишки и похлеще высказывались. И сложно было их за это упрекать. Это я сладкое не люблю, мне бы остренького, а мальчишкам конфеты дико нравились – издержки полуголодного детства. Умяли бы только так.

И – умерли.

– Отдам Романову, – решила я, сгребая коробку. – И цветы тоже, вдруг он что по своим каналам узнает?

– Отдавайте, Мария Ивановна, – согласился Благовещенский. – И будьте осторожны.

– Я буду, – пообещала я. – Ребята, вы поняли? Ничего в рот не тянем! Из присланного!

Вспомнился Дюма-отец с его миледи. Ведь тоже присылали д’Артаньяну отравленное вино, кажется… выпил бы – и конец истории.

Нет, ну кому я так помешала? Просто невежливо убивать человека – и не дать понять, за что, собственно, убивают!

Романов явился точно к назначенному времени. Поцеловал мне ручку и преподнес запечатанный конверт.

– Это вам, Мария Ивановна.

– Мне?

В конверте оказалась небольшая твердая карточка неправильной формы с вензелем императора.

– Это пропуск во дворец. С этой бумагой вы в любой момент можете пройти к его императорскому величеству.

– В любой момент? – прищурилась я.

Романов ответил улыбкой.

– В этом месяце. Карточки каждый месяц меняются, чтобы избежать неприятностей, ваша действительна еще двенадцать дней.

– И что требуется его императорскому величеству от бедной вдовы? – подозрительно уточнила я.

Такие подарки просто так не делаются, еще бы «открытый лист» вручили. «Все, что сделал предъявитель сего…»

Не нужны мне такие благодеяния, за которые неясно чем расплачиваться.

– Практически ничего. Мария Ивановна, государь пригласил вас прийти послезавтра во дворец.

Я красноречивым жестом показала на свой вдовий наряд.

– Воля его императорского величества.

Я пожала плечами.

Воля – так воля. В принципе, вдовам не запрещено появляться в свете, просто это не одобряется. И на балах им бывать не принято, в первый год после кончины мужа – точно, а то и дольше.

– Куда именно мне надо прийти?

– В синюю приемную. Скажете лакеям, проводят.

Я склонила голову, выражая полное согласие. Куда скажете, туда и приду.

– Мария Ивановна, у меня к вам серьезный разговор.

– Да, Игорь Никодимович?

– Скажите, что вы помните об этом дне?

Передо мной помахали страничкой из моего же дневника. Дневника княжны Горской.

Я послушно взяла страничку в руки, пробежала глазами.

– Не помню, Игорь Никодимович.

– Совсем ничего?

– Увы. Память ко мне так и не вернулась. Это может быть важно?

– Очень важно.

Я покусала губы, изображая задумчивость. Именно изображая, память-то не моя.

На страничке была описана встреча двух мужчин. Один что-то передавал другому…

– Нет. Не помню.

– Очень жаль, Мария Ивановна.

– Мне тоже, Игорь Никодимович. Верьте, если бы ко мне вернулась память, я бы и минуты молчать не стала.

– Верю, – кивнул Романов. – Тем более что это важно для вас в первую очередь.

И что я такого записала?

Что такого подметила княжна? Двое людей, двое мужчин, один из которых явно дворянин, второй – нет, дворянин что-то передает простолюдину…

Что в этом странного?

Не понимаю…

Видимо, это достаточно четко отразилось у меня на лице, потому что Романов разочарованно вздохнул.

– Очень жаль, Мария Ивановна. Очень жаль…

– Как вы думаете, это может быть связано с очередным покушением? – прикинула я.