Наталья Демьяненко - Подарок от Милены

Племянник засмеялся.

– И я про то же. Родители нас любят за нас самих. Они гордятся нашими достижениями, огорчаются из-за наших ошибок, но любят они нас всегда.

Антон слушал, а я продолжала:

– Ну а в коллективе, так уж заведено, любовь, уважение приходится завоёвывать. А уважают чаще всего мальчиков, которые силу используют не против того, кто слабей, а против того, кто равен по силе, а то и сильней. Мы, девчонки, бываем ужасно противные. Тут ты прав. Устоять против искушения дёрнуть за косичку или поставить подножку порой невозможно, Но, понимаешь, чести в этом не много.

Антон помолчал минуту, потом спросил:

– Значит, с мальчишками драться можно?

– Даже нужно.

– Милена!

А я и не слышала, как Григорий зашёл в комнату.

– Спасибо, сестра. Теперь, когда на нас с Галей учителя покатят очередную бочку за невоспитанность сына, мы будем знать, кого благодарить.

– Папа, а ты никогда не дрался в школе?

– Никогда!

– И с мальчиками тоже никогда?

– ни разу.

– И учителя тебя никогда не ругали?

– Только хвалили целыми днями.

– И тебя всё равно уважали?

Я засмеялась, Гриша усмехнулся тоже.

– А ты как думал? Все.

– Всё, Антоша. Вставай, массаж на сегодня окончен.

– А что так быстро?

– Одевайся, а я домой.

– Пойдём-ка лучше чай пить, наставница. – Гриша взял меня за плечо.

Рука была как рука, но я почувствовала, я знала, что через три дня, когда Гриша будет возвращаться с работы, эта рука от чего-то оденется в гипс.

И всё-таки замечательно, что прошли те времена, когда я не знала. как объяснить человеку своё Знание, когда мне никто не верил. Поэтому, когда мы пили чай, прикусывая зефиром в шоколаде, который, похоже, специально для меня покупает Галина, – уж очень я уважаю это лакомство, я без обиняков сказала брату:

– Гриша, я знаю, что в четверг, если ты выйдешь на работу, с тобой случится какая-то неприятность, ты сломаешь руку.

Галя вскрикнула.

– Да? Ну, постараюсь быть осторожным, Хорошо, что предупредила.

– Нет, Гриша, тебе в этот день не надо ходить на работу.

– Милена, ты начальству моему позвони и скажи. Так, мол и так. Дайте больничный, а то руку сломает.

– Всё правильно, и что? Меня уже многие знают, мне верят.

– А оно, начальство, тебе ответит: когда сломает, тогда и дадим. Нет у нас такого закона, чтобы предсказания освобождали кого-то от работы. И слава богу, что нет. А то от предсказателей спасу бы не стало.

Мне не было никакого дела до звонков в дверь и их количества. Мне было нужно дописать письмо однокурснице и я не намеревалась вставать из-за компьютера, пока письмо не будет отправлено.

– Милена, к тебе Рома пришёл.

Неужели!

Что ж, пусть письмо полежит в черновике.

– ты просто так заходила или что-то действительно хотела сказать?

– Что ты, Ром, какое «просто так, я заходила, чтобы познакомиться с бирюзовой Юлей.

Рома прошёл в комнату. Устроился на диване.

– почему с бирюзовой?

– Голос у неё такой. Красивый, я бы сказала.

Ромка ничего не ответил, а я демонстративно медленно вышла из электронной почты, вызвала команду завершения работы компьютера. После чего поднялась из-за стола.

– Но красивый голос, – заговорила я снова, – лично мне, как правило, ни о чём не говорит.

Тут только я вспомнила. что собиралась извиниться перед другом за своё вызывающее поведение днём. Но… Нет, не хочу. Не могу себя заставить произносить извинения, в которых не будет ни грамма искренности. Тем более, что Рома хмыкнул:

– Да нет, Юля и сама очень даже симпатичная девчонка, к тому же, хорошая собеседница, и… В общем, проехали. Если сегодня у нас по сценарию не ожидается продолжения сцены ревности, то всё-таки расскажи, для чего ты приходила? Я уверен, не просто так.

Интересно, что означало это «и», сказанное таким многозначительным тоном?

– Да я соскучилась, дорогой.

Вот сейчас Ромка откровенно расхохотался.

– А тебе идёт это, Милена. Глаза так и горят, румянец. Русалка в гневе, да и только. А за что ты сердишься? Неужели и правда взревновала?

– Ты с ней встречаешься?

– Можно и так сказать. Надо же когда-то начинать. Ты вот ведь тоже не одна.

Да уж.

Я пересекла комнату, присела на диван неподалёку от Ромы. Чувствовала, что он смотрит на меня и не знала, что сказать. Просто сидела, положив, сцепленные замочком руки, на колени.

Рома прав. Детство закончилось, а взрослая жизнь диктует свои правила, с которыми приходится считаться.

– приходила я из-за соседки, тёти Насти.

– А что, Николай всё же умыкнул деньги бабушки Нины?

– Ого, может быть, моё Знание заразно?

– Заразно, конечно. Но, говорят, только половым путём передаётся.

– Значит.. тебе не грозит, – рассмеялась я, – но про деньги ты угадал.

– У неё действительно их украли? Николай?

– Крёстный её сына не может быть вором.

Серьёзного разговора не получалось. Мы оба то и дело разражались смехом. Рома опомнился первым.

– Милена, если у бабули и правда спёрли деньги, это очень серьёзно и очень страшно.

– Да, – я тоже начисто изгнала из интонации всякие признаки веселья, – И она хочет, чтобы деньги с помощью дара нашла именно я.

Мы с Ромой снова стояли у двери соседки. Она открыла не спрашивая.

– Тётя Настя, нельзя так дверь открывать, а вдруг бы жулики пришли.

– Я думала, это Максим с Женей. Они по Ленинграду гуляют, по Эрмитажам всяким. Максим ключ дома забыл. Вот и решила, что мальчики вернулись.

Для бабушки Насти, как и для многих пожилых людей, всю жизнь проживших в Ленинграде, возвращение городу его настоящего имени не имеет никакого значения. Ленинград для них так и остался Ленинградом. Назвать город Санкт-Петербургом. а уж тем более Питером, для них то же, что вместо «весело» сказать «стрёмно» или «прикольно». Новомодное словцо, ничего больше.

– Мы хотим задать вам пару вопросов по поводу денег, – тихо сказала я, опасаясь, что меня ненароком услышат соседи.

– Проходите.

Я боялась упрёков в том, что и Рома моими стараниями оказался посвящённым в тайну похищенных денег, но их не последовало. Мне показалось, что, наоборот, Настя с большей готовностью обращается к Роме, чем ко мне.

– О чём спросить хотите?

Рома показал мне кресло, в котором я и расположилась. Сам примостился рядом на подлокотнике.

– Тётя Настя, – проговорил друг, – мне кажется, даже я видел сумку, в которой были принесены деньги. Неужели это та, старомодная вещица, что лежала открыто на вашем комоде в коридоре?

– Красивая сумка. Вышита бисером. Никто не знал, что деньги именно в ней.

– Тётя Настя, а давайте посчитаем, сколько человек из присутствующих могли прийти с такой сумкой, красивой, вышитой бисером. Что-то подсказывает мне, что ни Максим, ни Даша, ни Женя не могли. На нас с Миленой тоже сомневаюсь, что кто-то подумал бы.