Даха Тараторина - Мама, я демона люблю!

– Роскошь, значит? – с садистским упоением протянула я, пытаясь придумать, как бы высушить шаль, не снимая.

Демон заложил руки за голову и откинулся на спину, задумчиво, словно пытался что-то припомнить, рассматривая дощатый потолок.

– А скажешь нет?

– Скажу! – с готовностью подтвердила я.

Он перевернулся на бок и, отбирая, потянул на себя мокрую накидку. Ткань нехотя, прилипая к коже, соскользнула с плеч, а Рок ловко скомкал и отбросил её в сторону.

– Иди согрею, и подобреешь, – осклабился он.

Я упрямо шмыгнула мокрым носом: вот ещё!

– Трусиха.

– Кто трусиха? Я трусиха?!

– Ну не я же.

Внезапно стало жарко: да как он смеет?! Я смелая! Самая смелая из всех, кого знаю! Я… я… я вызвала демона и учусь колдовать! Да, получается не очень хорошо, но это же не моя вина! Это учитель плохой попался!

– Неправда!

– Правда, кири, правда. – Он медленно стянул куртку и отправил к шали, рубашка последовала за ними. К неудовольствию, удивившему меня саму, оставил только кожаные штаны: чтобы намочить их, меленького дождика недостаточно. – Ты ведь всю жизнь провела в городе, да? Боишься нового, даже просто выехать за его границы. Небось только с Брид за травами ходила, да и то не слишком далеко. Что уж говорить о твоих собственных границах. О тех самых, которые мешают магии вырваться наружу. О тех, которые до сих пор заставляют верить, что есть люди хорошие, а есть плохие. О тех, которые не дают понять, что иногда, чтобы сделать что-то хорошее, нужно позволить себе немножечко плохого. Трусиха. Боишься стать ведьмой, боишься послать в бездну навязанные правила!

Он говорил правильно. Красиво, искренне, горячо. Хотелось верить. Хотелось забыть про осуждающие взгляды, въевшуюся с детства истину о добре и зле. Хотелось стащить сырое платье и прижаться к его горячему боку, от жара которого воздух начинал дрожать. Но я не сделала ничего из этого. Я пнула его, опрокидывая на спину, и нависла сверху:

– Кто трусиха? Я трусиха? Да я… Я тебя сейчас…

Он скептически хмыкнул:

– Что? Убьёшь? Поцелуешь? Превратишь в лягушку? Рыжуля, не пытайся угрожать, если нечего противопоставить оппоненту.

Как я оказалась снизу, не пойму до сих пор. Но внезапно стало ясно, что мне и правда нечего ему противопоставить: обездвиженная, с зафиксированными над головой руками… ведьма. Тоже мне, ведьма!

– Пусти! – Грудь вздымалась так часто и беспокойно, что это уже становилось неприличным.

– Или что?

– Или я разозлюсь.

Он наклонился, касаясь кончиком носа моего виска.

– С чего ты взяла, что я добиваюсь не этого? Ты же сама хочешь.

И он добился. Вот правда, на самом деле добился. Я многое могла стерпеть, вынести с достоинством… Ну ладно, предположим, о достоинстве в моём бедственном положении мокрой мыши речи не шло. Многое могла вынести, но не это. Мужчина больше не властен решать, чего я хочу.

Демона отбросило к стене с такой силой, что я всерьёз испугалась за сохранность хлипкого домика. О сохранности костей Рока побеспокоиться как-то не получилось.

– Надолго меня такими темпами не хватит. – Пока я горела от негодования, демон с довольным видом потирал ушибленные места. – Как ощущения, рыжуля?

– Убила бы, – честно сказала я, пытаясь отряхнуть руки: пальцы всё ещё саднило. Плевать, что думает их обладательница, руки жаждали драки.

– Я знал, что найду к тебе подход!

– Ты сделал это нарочно?

Он склонил голову, готовый к овациям. Вот только аплодисментов не последовало. В прошлый раз, когда я дала ему пощёчину, дело закончилось плохо.

– Гадёныш! – Кулаки сжались вхолостую.

– О да! – Он, словно в танце, поднял руки и крутанулся.

– Мерзавец и лгун!

– Снова в яблочко, кири! – Рок двинул бёдрами, продолжая наслаждаться собственным великолепием.

– Хитрый, самовлюблённый, беспринципный…

Я не настолько самоуверенна, чтобы нападать на демона. Хоть сто раз ведьмой назовись, а хорошую драку так запросто не устроить. Но всё внутри кипело, бурлило и обжигало, заставляя подойти ближе и ввязаться в издевательскую пляску.

– Ненавижу тебя!

– Враньё, кири. Ты от меня в восторге!

Я пыталась ударить, а он вертелся вокруг, ловя занесённый кулак и проскакивая под локтем. Я царапала воздух там, где только что виднелась одобрительная улыбка, а он хватал за запястье и заставлял опереться на его плечо, снова отталкивал и опять ловил, уже за другую руку. Пыльным жарким вихрем демон крутился, опутывая, завораживая, гипнотизируя. Горячие пальцы, едва не оставляя ожоги, скользили по коже, щекотали шею, едва ощутимо пробегались по спине и исчезали, чтобы опять появиться и заставить меня шагнуть, развернуться и упасть – туда, где уже поджидали его объятия.

Кажется, я хотела его ударить. Кажется, желание никуда не делось. Но руки демона исчезали прежде, чем прикосновение становилось неприличным. Разве он делал что-то предосудительное? Лишь втянул меня в жаркий танец в попытке согреться и перебороть промозглую сырость.

Глаза цвета листьев Дерева Мёртвых мерцали в полумраке, светлячками возникая то справа, то слева, то ближе, то дальше, то совсем рядом, настолько, что доносился терпкий запах прелой осенней листвы.

Он поступил неправильно. Плохо, обидно. Но почему-то обжигающая злость внутри превратилась в жгучее предвкушение, обосновываясь на новом месте надолго. Наверное, всё же стоило его придушить.

– А эт-т-та что ещё тут такое?!

Я икнула и замерла: изогнувшаяся, перекинутая в поясе через сгиб локтя демона, вынужденная лицезреть вошедшего тщедушного приземистого мужичка вверх ногами. Рок же не смутился нисколечко. Даже не попытался помочь мне выпрямиться. И спросил:

– Вам описать, или и так видно?

– Да уж вижу, – смутился мужичок, почёсывая залысину под шапкой из грубо выделанной ткани.

– Тогда, полагаю, вопрос исчерпан.

Я задёргалась, намекая, что тоже не прочь поучаствовать в беседе, но фамильяр понял всё по-своему:

– Спокуха, кири, сейчас нас оставят, и продолжим.

– Чавой-то вас оставят?! – Мужичок, и правда начавший растерянно отступать, приосанился и для увеличения веса сказанного ухватился за черенок лопаты. – И ничаво вас не оставят! Вы тут непотребства какие, может, творить собрались, а энто, между прочим, чавн… часд… частная собственность, во!

– И что с того? – недобро сверкнул глазами демон.

Селянин, не сразу обративший внимание на рога наглеца, оторопел, но лопату не отложил.

– А того! Хочете непотребства туточки творить, будьте любезны две монеты в час за эту, как её? Арденду! Во!

– За аренду? – не поняла я. Кровь прилила к вискам, а положение всё больше напоминало бедственное, а не романтичное.

– Ага, еёйную, – с довольным видом подтвердил приземистый и, во избежание недопонимания или торга, вооружился второй лопатой.