Марина Андреева - Его единственная

Тужусь, едва ли не пыхтя, пытаясь сделать то или это из арсенала своей предшественницы.

Ни-че-го.

Обидно. Ну и ладно, жила же как-то до сих пор без магии. Может, надо к этому миру привыкнуть, освоиться, духом его пропитаться, а там уж и дар какой проявится?

Солнце, окрасив горизонт алым, скрылось за верхушками деревьев. Небо все темнее становится, звезды ярче. Вот уж и луна взошла, посеребрив своим отражением кажущуюся в ночи черной водную гладь. А никто так и не пришел.

Тепло. Хорошо. Ночные птицы в лесу перекликаются, давая понять, что посторонних поблизости нет. Рыба в озере нет-нет да плеснет. Порою вот так отдохнуть от мегаполиса все же полезно, главное чтобы отдых не затягивался, а то одичать можно.

Прочертив длинную белую полосу, мучительно долго, словно нашептывая – «ну загадывай же желание», упала звезда. И да, я загадала. Счастье. Понятия не имею какое. Если уж творятся тут чудеса, и я в неведомом мире, пусть и навеянном бредом, то пусть здесь будет то, чего нет в реальной жизни. А счастье оно ведь разное может быть. Например, в графском особняке оказаться вместо этой халупы – чем не счастье? А то занесло меня куда-то не туда, одно хорошо – здесь я лет на пять помоложе.

А звезды все падают и падают. Но теперь уже быстрее. Захочешь что-то загадать – не успеешь.

Вспомнилось как когда-то давно, в почти позабытой юности, ездила на летние каникулы в деревню к родственникам. По вечерам делала вид, будто ложусь спать, а сама с соседским мальчишкой убегала на озеро. Было нам по тринадцать. Так что, несмотря на симпатию, время проводили вполне невинно: то на берегу в травке валялись, глазея на такие же, как сейчас яркие звезды, болтая обо всем и ни о чем, то купались, дурачась и ныряя. Домой всегда шли молча, держась за руку. А вокруг точно так же перекликались ночные птицы, ухал где-то вдали филин и падали звезды, а я вечно не успевала загадать желание.

Чудесное было время, когда все чувства и эмоции такие искренние, такие яркие. Мне казалось нас ничто не разлучит, придет лето и мы вновь будем рядом. Но родственники поссорились с моими родителями, а на следующий год я никуда не поехала и через год тоже. В семнадцать решилась на самостоятельную поездку в деревню. Он встретил меня распростертыми объятиями, и я порхала от счастья, пока не осознала, что относится исключительно как к другу. Тогда-то, вернувшись в город, и ответила на ухаживания своего будущего мужа. Отпустив прошлое, влюбилась без памяти, о чем позднее пожалела и зареклась: любовь не для меня.

От этих, местами светлых, местами горьких воспоминаний на душе стало грустно. Еще и в сон клонить начало, но я сижу, нет-нет да ежусь от ночной прохлады, а ставшие уже долгожданными гости так и не появляются.

Когда со стороны озера стал наползать туман, вернулась в дом. Воздух тут посвежел, – дверь все это время оставалась нараспашку. Закрылась на засов. Лучина так и не прогорела, вот что значит зачарованная. Гасить ее не решилась, вряд ли удастся поутру пробудить в себе магию, а если никто по мою душеньку так и не явится, то как без огня жить?

Достала из деревянного короба, служившего шкафом, свободную ночную рубаху, переоделась. И едва прилегла, тут же провалилась в сон.

Проснулась от странного звука, будто кто-то скребется в дверь. Негромко так, словно зверек мелкий там, но до чего же настойчивый. Будильник еще не звонил, спать и спать бы, но нет же, разве можно уснуть под это шкрыг-шкрыг-шкрыг.

Открыла глаза и на миг забыла как дышать.

– Вот, черт! – вырвалось наружу от осознания того, что эта халупа мне вовсе не привиделась.

Судя по пробивающемуся в окошко тусклому свету еще совсем рано. Встала с оказавшейся на удивление удобной лежанки, прошлепала к выходу. Повозилась немного с засовом и, открыв дверь, тут же заверещала от переполняющего все внутри ужаса.

Мышь! Самая настоящая: серая, ушастая, с хвостом. Откормленная до безобразия! Видать та самая, что вчера в углу сидела. Я вообще-то животных не слишком жалую, собак и кошек еще куда не шло, вторых даже люблю по-своему, если им горшок выносить не требуется, но всяких там крыс, хомяков, морских свинок – боюсь до одури. Что уж тут про мышей говорить! Это же главные разносчики заразы во все времена. Тупые, дикие, кусачие. Мерзость! Фу! А эта еще и здоровенная!

Мало мне потрясений, так эта тварь еще и сиганула с порожка, вцепившись в мою ночнушку. То ли бешеная, то ли визга моего испугалась? Лучше бы второе; в первом случае вряд ли здесь имеются препараты от бешенства.

Я визжу на всю округу иерихонской трубой, а она знай себе вверх карабкается, цепляясь когтистыми лапками. У меня мороз по коже от мысли, что она доберется до шеи или лица. Да и вообще тела коснется или укусит!

Коснуться ее боязно. Рубашку от тела как могла – отстранила. Стряхнуть монстрятину с материи попыталась, да не там-то было! Ползет, будто пузиком к ткани приклеена.

У меня уже воздуха в легких не осталось на крик, а вдохнуть страшно… Зажмурилась, сорвала с себя ночнушку, отбрасывая прочь вместе с жуткой серой тварью.

– Жарко тут гостей встречают, – раздался из-за спины насмешливый, но приятный, мужской голос.

– Там мышь! – ткнула пальцем в тряпицу на полу.

В тот момент ни малейшего внимания не уделила появлению новых действующих лиц. А когда сообразила, что стою у распахнутой двери по сути в чем мать родила, не считая панталончиков, а грудь и вовсе лишь растрепавшейся со сна косой прикрыта, залилась нежданно краской стыда.

– Уууу… – простонала, не зная на кого злюсь больше: на собственную невнимательность, на нежданного визитера или же на виновницу моего неадекватного поведения? – Отвернитесь! – приказала беззастенчиво рассматривающему меня сероглазому брюнету лет двадцати пяти – тридцати.

Симпатичному, кстати. И что-то в нем показалось до боли знакомым, причем не из этой чужой жизни, а из моей, Земной.

К его чести, отвернулся.

Я быстро метнулась за одеждой, не забывая опасливо коситься на валяющуюся на полу ночнушку, где возможно до сих пор притаился мерзкий грызун.

Оделась, наскоро провела несколько раз гребнем по волосам и, на ходу заплетая косу, нерешительно направилась к выходу, гадая: кто же это ко мне пожаловал?

Выходила осторожно, согнувшись едва ли не пополам, а то шишка на макушке до сих пор о себе дает знать – саднящей, пульсирующей болью. А может и нет тут мужика? И мышь всего лишь привиделась? Мало ли что сознание подкинуть может при сотрясении мозга? Хотя симптомов оного не замечала, но вдруг?

– Мне сказывали, здесь ведьма живет. Старуха, – обратился ко мне мой то ли глюк, то ли не глюк. – А ты тогда кем будешь, девица-краса? – расплылся в улыбке он.