Александр Верт - Трофей для тирана. Том 2. Белый ферзь

К своему удивлению Ноктем застал короля в полном одиночестве. Виндор сидел в кресле, широко расставив ноги, упирался локтями в колени и держал в руках кубок, при этом смотрел в него и явно ничего не замечал. За ним все еще виднелось пятно крови. Видимо, его не позволили убрать, и теперь оно напоминало о ранении Канелии и злило, потому что виной всему был именно король. На полу лежала подушка и шелковая ткань, скрывавшая оружие. Сам арбалет лежал на столе, блестя своим позолоченным корпусом. Это было действительно слишком показательно.

Виндор поднял голову и посмотрел на сына, к удивлению Ноктема он оказался почти спокоен, только хмур.

− Тебя всегда нет, когда происходит что-то важное, − с укором заявил король.

− Не всегда твое «важное» совпадает с моим, − не задумываясь, ответил Ноктем, но тут же признал, что этот случай был не таким: − Сегодня мне стоило появится раньше.

Виндор кивнул, ему, видимо, не хотелось сегодня воспитывать сына, и он жестом указал на второе кресло.

− Что ты об этом думаешь? – спросил он и снова опустил голову, глядя на дно собственного кубка.

Ноктем не спешил отвечать. Ему было странно видеть отца таким, потому он взял арбалет и стал изучать его взглядом: быть может, на его корпусе были какие-то подсказки. Только их не было, как и идей. Хотелось спросить, кто именно мог желать отцу смерти, но разум подсказывал, что список был слишком велик.

− Стрелявший что-нибудь сказал? – спросил Ноктем, положив арбалет на стол.

Он только сейчас по-настоящему понял, что его отца пытались убить прямо тут, в замке, в самом безопасном, казалось бы, месте.

− Он нем от рождения − так заключил врач, и, судя по всему, не знает нашего языка, − сообщил Виндор тихо.

− Ясно, − глухо ответил Ноктем и всерьез задумался, кто был виноват в случившемся, если не в самом покушении, то хотя бы в появлении убийцы в этих покоях.

− Ты знаешь, что многие подозревают тебя? – спросил Виндор, не поднимая головы.

− Ты в это веришь? – спокойно спросил Ноктем.

Ему все еще казалось это сущим бредом, в который никто в своем уме просто не может поверить.

− Я думаю, что ты стрелял бы сам, − сообщил Виндор. – Просто твоя мать обещала мне именно такую смерть.

− Значит это правда, − задумчиво протянул Ноктем и тут же вскочил. – Ну и что с того? – спросил он зло. – Ты прекрасно знаешь, что ни она, ни ее родня не стоят за этим. Потому что это не я, а больше никого и не осталось. Соберись, может все это не ради твоей смерти, а только чтобы ты вот так сидел без сил и воли!

Виндор резко поднял голову и зло посмотрел на сына.

− Да! Какой-то арбалет выбил тебя из колеи, − продолжал ругаться Ноктем, не замечая отцовского гнева. – И это ты мне говоришь, что надо быть сильным! Возьми себя в руки и не позволяй никому давить на твою слабость.

− Об этом никто не знал, − прошептал Виндор.

Он был в явном смятении и никак не мог решить: стоит прислушиваться к словам наследника или лучше заткнуть его ударом кулака в кадык. Ему даже хотелось просто убить своего наследника, но это желание было короткой болезненной вспышкой, за которой пришло осознание собственной слабости.

− Весь двор говорит об этом, − спокойно сообщил Ноктем. – Кто мог об этом знать, и от каких дел тебя сейчас хотят отвлечь?

Виндор не ответил и вновь посмотрел в кубок, выпил и отставил его прочь, взяв себя в руки.

− Я не знаю ответа, поэтому и позвал тебя. Желать мне смерти может каждый, но зайти так далеко смогут не все.

Он встал и прошел в соседнюю комнату, чтобы принести и показать сыну донесение, полученное недавно.

− Сейчас мне нужно поехать на север. Так что ты будешь разбираться с этим сам.

Ноктем открыл бумагу и нахмурился.

− Ты не должен туда ехать, − уверенно заявил Ноктем. – Восстание в Асторе − проблема наемников, а не твоя. Если ты сейчас уедешь, народ воспримет это как трусость.

− Народ не узнает о покушении. Я так велел.

− Это значит, что говорить о нем будут очень тихо, но будут, − заключил Ноктем, разводя руками, − Неужели Гордархара просил твоей поддержки?

− Просил, и я дал слово, − ответил Виндор, отбирая депешу и меряя комнату шагами.

− Ты не обязан держать слово в данных обстоятельствах, − заключил Ноктем. – Мы не может исключить, что Гордархара причастен к покушению, тут не до благородных слов.

− Я не могу ему отказать, − признал Виндор и снова наполнил бокал вином.

Ноктем хмыкнул. Впервые король прямо говорил о своей слабости.

− Хорошо, ему откажу я от лица короны, − сообщил Ноктем. – Тебе надо прийти в себя как можно скорее, а если на север кому-то придется отправиться, то это сделаю я. Такой вариант всех устроит?

− Устроит? – спросил король и как-то грустно усмехнулся, а потом кивнул на кровавое пятно.

− Устроит, − уверенно сказал Ноктем, понимая, на что намекает отец.

Вот только он никак не мог понять, стоит ли Канелии знать о происходящем на ее родине. Что она выбрала бы? Быть может, это заставит ее вернуться на север и забыть о мести, но не забудет ли она тогда о своей любви? Почему-то Ноктему подумалось, что она способна убить и его самого, если это спасет Астор.

− Возьми это на себя, − попросил Виндор, ставя бокал и прижимая кулак к груди. – Мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя.

− Позвать врача? – спросил Ноктем, кивая.

Ему не впервой было что-то решать. Став министром, он неожиданно действительно получил доступ ко всем государственным делам, порою даже чувствовал себя королем, пока не приходил отец и не напоминал о своей власти. Это было привычно и естественно, а жалобы отца на боли в груди все чаще тревожили.

− Не надо врача, − ответил Виндор. – Я просто отдохну. Пусть здесь все уберут.

− Хорошо, я распоряжусь.

Ноктем просто смотрел отцу вслед и с ужасом понимал, что Виндор успел состариться, а он сам не успел по-настоящему вырасти.

Обдумав все произошедшее, Ноктем решил сам взглянуть на стрелка. В глубине души он надеялся хоть что-то узнать, хотя не понимал, как подобное может быть возможно. Если уж королевские дознаватели не справились, то что мог он? Наверняка ничего, но порой в его голову приходили те идеи, которые других не трогали.

Зайдя к себе, он сменил костюм. Когда ему нужна была роль министра, он всегда предпочитал избавляться от своих павлиньих нарядов. Как бы это ни казалось нелепым, но стоило ему облачиться в строгий серый или черный костюм, статус в котором выдавали разве что пуговицы с чеканным гербовым рельефом, и придворные начинали смотреть на него иначе, будто и не знали улыбчивого сумасбродного принца. Ноктем хмурился и все чаще возражал отцу именно в сером одеянии, словно ожившая тень самого короля. Один неизвестный городской поэт даже пошутил, что в министра воплотилась королевская совесть, только песню его пели очень тихо и осторожно, боясь разгневать владыку. Они не догадывались, что тот улыбался, читая текст этой песенки, а Ноктем при этом хмурился и злился. Последние полгода сделали его ближе к отцу куда сильнее, чем вся предыдущая жизнь, только признавать это совсем не хотелось.