Екатерина Радион - Я не отдам тебе детей

– «Болт в сердце». Редкая штучка! Думаю, это именно то, что вы ищете, – с улыбкой прокомментировал старик.

Вертону на самом деле было глубоко наплевать на то, что именно скрыто в бутылке. Хотелось как простолюдину приложиться к горлышку и захмелеть, хотя бы немного. Плевать, что поможет лишь ненадолго. Главное, забыться здесь и сейчас, последствия можно будет разгребать позже.

Бросив на прилавок несколько монет и, убедившись по выражению лица старика, что сумма достаточная, Вертон вышел на улицу.

Гул праздной толпы снова окутал его, лишая права на одиночество. Нитрийский с удивлением уставился на бутылку в своей руке. Самое важное-то он и забыл: чем откупоривать?

– Выглядишь грустным, милок, – старческим голосом проскрипела сгорбленная фигура, появившаяся буквально из тени. Она куталась в плащ, из-под которого виднелись лишь сморщенные ладони да подбородок с парой длинных седых волосин. – А я всё вижу. Обокрали тебя, да не мы. Но я знаю, что и мы можем заработать.

– Однокрылые? – недовольно нахмурился Вертон, радуясь, что не успел приложиться к бутылке.

Местные дельцы не гнушались не только воровством, но и убийством, если сумма была значительной. Впрочем, нападать на старуху глупо. Или нет? Торговец невольно положил ладонь на рукоять кинжала и принялся прикидывать, обо что бы разбить бутылку, чтобы вторую руку занять импровизированной «розочкой». Он вовсе не был благородным в бою и считал, что нужно пользоваться любыми возможностями, когда защищаешь свою жизнь.

– Ишь, милок, как перепугался. Да тебя все знают и связываться с тобой не будут. В том смысле, о котором думаешь. На лице ж всё написано. Ты ищешь украденное. За твой кошель я расскажу, где его скрывают.

– Где?! – в ярости спросил Нитрийский и подумал: «Ну уж теперь точно не уйдёшь, рыжая оторва. Кем бы ты ни была, заставлю отдать ребёнка!»

– Сначала оплата, кин. Ты же знаешь, что информацией торгуют именно так.

Недовольно скривившись, Вертон снял с пояса кошель, не сводя при этом взгляда со старухи. Он кинул ей деньги, а бабка неожиданно ловким движением поймала их, взвесила на руке и, довольно улыбнувшись, крутанулась на месте.

Теперь перед Вертоном стояла юная рыжая девушка, неуловимо похожая на ту, что носит его ребёнка под сердцем.

– Её зовут Тимара, она амматиса в храме Эрешты в Тионте. Не главная жрица, нет, слишком юная, но именно её пророчат в преемницы.

– Благодарю, – кивнул Вертон, разворачиваясь и направляясь в сторону башни, где он оставил Хорриана.

– Я двуликая, – кинула ему вслед девушка. – Поэтому покажу и вторую сторону проблемы. Ей двадцать пять… ты ведь знаешь, что это значит для жрицы Эрешты, не так ли?

Вертон замер и медленно обернулся. Но сзади никого уже не было. И это хороший знак. Двуликие не люди. Демоническое отродье, только и способное, что прибиться ради выживания к Однокрылым. Но они знали слишком много. Слишком. И всегда видели корень проблемы.

Но Вертону было плевать на трудности маленькой жрицы. Одна страстная ночь – не повод отдавать служительнице Эрешты своего ребёнка. Даже если это сломает ей жизнь. Стоило раньше позаботиться о собственном благополучии!

Добравшись до башни, Вертон порадовался, что заплатил за постой заранее, поэтому спокойно оседлал недовольного гиппогрифа и полетел в сторону дома. Сердце недовольно ныло, заставляя вспомнить, что он в первую очередь человек, а уже потом опытный делец.

«А может, ну её, эту жрицу? Родана же обещала найти мне хорошую мать для ребёнка. Это ведь главное, не так ли?» – думал торговец, всматриваясь в бездонное ночное небо.

И он даже почти согласился с мыслью о том, что твой ребёнок будет не только любим и накормлен, но даже в некотором роде почитаем, а это уже вполне неплохо. И вполне достаточно для того, чтобы не беспокоиться о его судьбе. А положение его матери говорит о том, что Тимара, кажется так её зовут, не будет пытаться нажиться на факте отцовства.

Но эти мысли разбились о вопрос единственного гостя, ещё не покинувшего его поместье.

– Вы виделись с малышом, кин? – обеспокоенно спросил Артио. – Выглядите недовольным.

Ярость вновь захлестнула Вертона. Ему показалось, что кровь вскипела в жилах. Он ловким движением спрыгнул с гиппогрифа, отдал вожжи подбежавшему служке и внимательно посмотрел на молодого партнёра.

– Ты знал?

– Что? – непонимающе спросил Артио.

– Эта сука сбежала! С моим ребёнком! – прорычал Нитрийский, сжимая кулаки в бессильной злобе.

– Как так? И что вы будете делать? – с тревогой спросил Артио. – О, вы уже взяли вино, – Вертон посмотрел на бутылку, которую каким-то чудом не выпустил во время полёта. – Сходите, выпейте. Вам нужно прийти в себя.

– А утром я отправлюсь в погоню. Это мой ребёнок.

– Правильно, – кивнул Артио.

– Амматиса Тимара, вам совершенно необязательно выходить к людям, – с нежностью и заботой напомнила ей новенькая послушница.

– Я знаю, Кири, знаю. Но ведь они так долго ждали того момента, когда богиня пошлёт мне детей, что теперь ходят посмотреть как на диковинку. А это хорошо для храма.

Тимара улыбнулась и взглянула на своё отражение в зеркале. Оттуда взирала молодая привлекательная женщина в бирюзовом платье служительницы Эрешты. У неё едва заметно округлился животик. Тим положила на него ладони, словно привыкая к этим изменениям. Конечно, они происходили медленно, почти незаметно. Но если вспомнить себя четыре месяца назад и сравнить с собой сейчас, то легко увидеть отличия.

– Позвольте мне, амматиса, – предложила Кири, подходя к ней со спины с широким поясом, свитым из золотых нитей. – Вам лучше подчеркнуть своё положение, если вы хотите добиться этой цели.

Жрица кивнула и покорно замерла, пока умная не по годам, но не очень ловкая и расторопная послушница не завершила её туалет.

С одной стороны, безумно неловко от того, что она носит ребёнка под сердцем словно медаль на груди, но с другой Тим понимала, что иначе она не может поступить. Двадцать пять – это почти приговор для бездетной жрицы Эрешты. Ещё два года назад она начала слышать за спиной недовольные шепотки прихожан, обсуждавших её ухажёров и то, что она никак не забеременеет. Оправдываться перед простым народом в том, что она ещё не в тягости, потому что ей кроме телесных порывов, жажды ласки и нежности в зачатии ребёнка нужно кое-что ещё, Тимара не собиралась. На их уровне бытия это показалось бы блажью и даже инфантилизмом, а Тим дорожила своим статусом. На все вопросы предпочитала отшучиваться или загадочно улыбаться, ссылаясь на то, что на всё воля богини.