Мика Ртуть - Дети грозы. Книга 2. Ее высочество Аномалия

Сальепус с видимой неохотой отвязался, а Дайм про себя посмеялся: как старательно канцлер отводит глаза от умертвия! И страшно ему, и мерзко, и любопытно, и досадно, и все эти эмоции отлично подпитывают само умертвие. Все же Бастерхази – мастер. Если б этот талант, да на пользу Дайму… хм… то есть отечеству. Да, именно отечеству. И Дайм вовсе даже не думает о том, что вместе с Бастерхази у него гораздо больше шансов избавиться от печати верности, да продлятся дни императора вечно. Совсем-совсем не думает. Потому что сдохнуть, пытаясь кому-то рассказать о печати, ему не хочется. А хочется ему банально повернуть к своим покоям, а не к башне Рассвета, где живет Бастерхази, и в своих покоях упасть и уснуть. Можно даже без ужина.

Кажется, это уже входит в привычку. Как и вечерний скандал с Бастерхази. Тянуть лапы к подарку от Ястребенка – слишком большая наглость даже для него.

И ему крупно повезло, что злиться на него уже нет сил. Нет сил даже посмотреть, что в шкатулке.

Честно говоря, Дайм сам не очень понял, почему все же дошел до башни Рассвета, а не до собственной кровати. Возможно, потому, что на красной роже умертвия читалось злорадное нетерпение: ну же, светлый шер, проигнорируй приглашение моего ненавистного хозяина! Тебе не трудно, а мне приятно.

Чувствовать себя марионеткой немертвого полузурга Дайм хотел еще меньше, чем прямо сейчас что-то выяснять с Бастерхази. Наверное, поэтому он и оказался в башне Рассвета. И только шагая через порог гостиной, подумал: а ведь он здесь впервые. За все четырнадцать лет, что Бастерхази живет в Суарде, он впервые позвал Дайма к себе. И Дайму, как офицеру МБ, прежде всего следовало предположить, что это ловушка. Раньше предположить. До того, как он вообще сюда поперся.

А, к шисам лысым. Хватит с него на сегодня паранойи. И так скоро от собственной тени станет шарахаться.

Шарахаться от Бастерхази сегодня определенно не хотелось. Не потому, что темный шер выглядел таким же усталым, как и сам Дайм. И не потому, что видеть его не в привычном черном камзоле, застегнутом на все пуговицы, а в бархатном длинном халате поверх полурасстегнутой сорочки было очень странно. И не потому, что в его гостиной сумасшедше вкусно пахло печеными рябчиками и апельсинами. А потому что… а просто так! Назло всему.

«Это называется подростковый бунт, светлый шер, – тоном Светлейшего поставил себе диагноз Дайм. – Поздновато вы до него доросли».

Сам поставил – и сам послал. В болото.

– Мой светлый шер. – Бастерхази встал навстречу, сделал пару шагов и остановился, словно сам не мог решить: то ли поклониться согласно этикету, то ли подколоть согласно традиции. – Я уже не ожидал увидеть вас сегодня.

Кинув взгляд на монструозные напольные часы с тремя циферблатами, Дайм устало усмехнулся. Да уж, десять минут до полуночи – самое время ходить в гости…

…а эти часы надо будет как-нибудь исследовать, интереснейший артефакт… Потом, и не забыть бы…

– Не мог же я отказать вам в просьбе, мой темный шер.

– Это было бы невежливо, мой светлый шер.

Бастерхази едва заметно, словно неуверенно, улыбнулся и сделал к Дайму еще шаг, протянул руку. Наверное, он первый. А может быть, и Дайм. По крайней мере, через миг Дайм почувствовал прикосновение тьмы – горячим потоком вливающейся в его ладони из чужих ладоней.

Это было так хорошо, так правильно и необходимо, что Дайм испугался. Почти год он убеждал себя, что в Тавоссе и потом, в таверне под Суардом, ему показалось. Что странности с его даром – случайное совпадение, последствия грозовой аномалии, да что угодно, главное, Дайм отлично может без всего этого обойтись! Обойтись без Бастерхази, дери его…

Нет. Он может и сейчас. Обойтись. Разорвать контакт, обрубить поток невесть откуда берущейся силы, задавить к шисам лысым собственную потребность брать, нет, жадно поглощать эту сладкую отраву! Может!

И сделает.

– Вы говорили о важном деле, мой темный шер. – Голос подвел его, и вместо официальной холодности в нем прозвучала жажда. Искренняя, откровенная до неприличия жажда. – Рабочий день Магбезопасности…

– Давно окончен, – продолжил за него Бастерхази. Дайм всей кожей ощущал его тепло, пульсацию драконьей крови в его жилах и ответную жажду. – Я помню, мой светлый шер.

Глядя Дайму в глаза, Бастерхази улыбнулся. Без привычного сарказма или высокомерия, а неуверенно, словно опасаясь отказа.

Почему-то Дайму показалось невероятно важным именно это опасение. Неуверенность. Почти робость. Важным и неправильным, словно…

Словно это обман и подвох. Подвох и обман! Темный шер не может и не должен! Должен… подвох… ловушка?.. Наваждение?

Дайм не успел отступить – Бастерхази выпустил его руки первым, на полмгновения раньше, чем это сделал бы Дайм.

– Прошу вас, отужинайте со мной, светлый шер, – ровно сказал Бастерхази, и только на дне его глаз по-прежнему полыхала жажда.

Так глубоко, что Дайм позволил себе списать алые всполохи на отблески каминного пламени.

И вообще хотя бы оглядеться по сторонам. Хорош полковник МБ, даже не оценил расположения входов-выходов и количества магических ловушек… которых не было.

Вот так просто – не было! В жилище темного шера! Камин, в котором потрескивали яблоневые поленья – был. Высокие окна, открытые настежь и пропускающие в гостиную ночную свежесть и пение цикад – тоже. И глубокие кресла, обитые лиловым бархатом, и писаные маслом химеры на стенах, и столик для шатранджа с неоконченной партией, и драгоценный шелковый ковер с затейливым рисунком, и пара десятков зловещих предметов вроде черепов со светящимися глазами или зазубренного черного ножа. Такие ножи Дайм и сам видел на ирсидском базаре – по утверждениям торговцев, ими резали светлых шеров во время Черного Бунта. Правда, ножей этих продавалось раз в сто больше, чем жило светлых шеров в то время, но это такие мелочи.

И ровным счетом ничего опасного или хотя бы содержащего магию. В смысле – в гостиной. Кроме…

Дайм еще раз присмотрелся к скелету гоблина, скалящему зубы с книжного шкафа. Вот он был настоящим, а кроме того, вряд ли бы Бастерхази поставил его туда, в композицию не вписывался.

Когда скелет подпрыгнул, клацнул зубами в полете и подкатился Дайму под ноги, Дайм даже не вздрогнул. Он лишь спокойно подвесил умертвие перед собой, позволяя ему дергаться и скалиться, но не трогать себя.

– Интересный экземпляр. Шаман?

– Шаман-недоучка. Совершенно дурной, – усмехнулся Бастерхази. – Смерть не добавила ему мозгов.

Скелет гоблина яростно дернулся и щелкнул зубами, пытаясь зацепить хоть какой-нибудь из магических потоков Дайма. Разумеется, промазал.

– Зачем он тебе?

– Он забавный, – пожал плечами Бастерхази. – Жалованья не просит, любопытных слуг отгоняет, на глаза лишний раз не попадается.