Галина Голицына - Клеменция

Устав оправдываться, Клеменция с отчаянием поняла, что поток витиеватого восточного красноречия не иссякнет никогда, но Бог сжалился над ней, и состав наконец-то подали. Клеменция сделала рукой приглашающий жест, и морское божество с отрешенным видом вознесло себя в вагон. Хасан и Али внесли чемоданы, профессионально быстро и ловко обследовали купе, проверив надежность окна, двери, замков и защелок, заглянули даже в умывальный чуланчик, и после этого Хасан деловито доложил Клеменции, что всё в порядке, можно ехать спокойно.

– И что, ни одной бомбы? – не поверил она.

– Кха! – Хасан с досадой хлопнул себя по ляжке.

Вообще-то парни хорошо делали свое дело, и незачем ей было издеваться, но должна же она была отомстить ему за выговор на перроне!

Сдав госпожу на руки проводнику и объяснив, что второй человек – это раб, телохранители пожелали Клеменции удачи и счастливой дороги. В двери Хасан обернулся, подмигнул Клеменции и прошептал проводнику, чтобы он приглядывал за этим купе – как бы раб не вздумал бежать, предварительно убив госпожу. Ну и, как водится, незаметно сунул проводнику деньги. Тот так же незаметно и спокойно их принял, и, прижав руку к груди, поклонился.

Защелкнув дверь, Клеменция сняла надоевшее покрывальце чадры и, облегченно вздохнув, провела руками по лицу, как бы умываясь. Потом решилась взглянуть на раба. Тот спокойно её изучал, не слишком, впрочем, любопытствуя. Хозяйка подумала, что уже пора бы с ним пообщаться.

Собравшись с духом, она спросила:

– На каком языке вы говорите?

Она задала вопрос по-английски, потом повторила на немецком, французском, русском и испанском. Впрочем, последнее не имело смысла, так как моряк испанцем явно не был. С учетом его скандинавской внешности она пыталась вспомнить, как это будет звучать по-шведски, но так и не вспомнила, поскольку в северогерманских – то есть скандинавских – языках была не сильна.

Задумчиво глядя на нее, тот ответил:

– Ну, например, на английском.

– Вы англичанин? Американец? Австралиец?

– А вам-то что?

Мило. А в самом деле, кем он может быть? Светловолосый, даже рыжеватый – может, ирландец? Нет, глаза у ирландцев обычно ярко-голубые, а у этого – серые. К тому же английский выговор у него очень правильный, даже слишком, хотя какой-то акцент проскальзывает, но не ирландский, нет. Но почему такие светлые глаза и волосы? Скорее всего, он все-таки скандинав. А, ладно, по-английски говорит, и хватит.

– Куда прикажете сесть?

В голосе слышалась явная издевка, и Клеменция слегка прикусила губу, чтобы не взорваться в ответ.

– Сами видите: купе одноместное, и спальное место здесь одно. Сидеть на этом диванчике можно и вдвоем, но боюсь, это вызовет подозрения и протесты проводника. Поэтому мне видится только один выход: вам придется сесть на пол вон в том углу. Хотя, впрочем, можете выбрать и этот. Мне очень жаль, но мы не можем презреть условности.

Серые глаза снова плеснули в нее волной презрения, и он молча опустился на пол, демонстративно отвернувшись. Интересно получается: он, видимо, думал, что она отдала кучу денег и драгоценное кольцо только ради удовольствия устроить этого хама покомфортнее, а сама будет ехать, сидя на полу?

Мстительно улыбнувшись, сказала:

– Спать вам придется там же.

Через секунду, смягчившись, добавила:

– Повторяю, мне искренне жаль.

Ноль эмоций. Даже взглядом не удостоили-с. Ладно.

Она вызвала проводника и заказала обед. Объяснила, что очень голодна, поэтому пусть несет всё, что есть в наличии. Проводник учтиво поинтересовался, нужна ли похлебка для раба. Клеменция презрительно махнула рукой: обойдется, дескать. Проводник пообещал сию же минуту прислать официанта и, поклонившись, вышел.

А чем она, собственно, возмущается? Этот матрос неизвестно какого флота не знает, кто она, зачем его купила, куда везет и что с ним дальше будет. Злится поэтому и, разумеется, прав. Да нет, неправ. Она ведь добра ему желает, просто не успела еще объяснить. Вот сейчас он поест и, согласно теории, подобреет, как все мужчины. Тогда она ему всё и растолкует.

Деликатно постучав, вплыл миниатюрный официант, неся серебряный поднос с едой, и торжественно поставил его на столик перед Клеменцией. Хлопоча над пассажиркой и подносом, поправляя на нем сдвинувшиеся приборы и подсовывая ей какие-то салфеточки, он от усердия споткнулся о сидевшего на полу раба и в отместку слегка лягнул его лакированным ботиночком, потом вновь зачирикал над клиенткой. Увидев, как за спиной официанта стали раздуваться ноздри и грудная клетка новоявленного Посейдона, Клеменция испугалась, что маленький человечек за свое усердие может поплатиться жизнью, и взглядом умолила моряка остановиться. Сцепив зубы так, что заходили желваки, моряк остался сидеть неподвижно. А король вилок и салфеток даже не заметил, какой опасности избежал. Пожелав приятной даме приятного аппетита, он выплыл из купе и изящным движением закрыл дверь.

– Сейчас у нас с вами будет обед, переходящий в ужин. Чего изволите? Выбирайте, что хотите. Туалет и умывальник вон там, за той дверцей, вы видели.

Вымыв руки и лицо, раб-патриций милостиво выбрал салат, бифштекс с жареным картофелем, лаваш и кофе. Клеменции достались суп, пирожное и минеральная вода. Она честно съела свою скромную часть обеда, хотя была вовсе не голодна. Да она бы и весь обед ему отдала, если бы он вел себя по-человечески, а теперь пусть остается полуголодным! Правда, ее пирожное с минеральной водой на фоне его бифштекса с картофелем как-то никло и терялось…

Когда официант, собрав посуду и благодарности, снова оставил их одних, Клеменция решила, что её новый знакомый – вернее, малознакомый – уже достаточно подобрел, и теперь его можно обрадовать, не опасаясь сердечного приступа.

Она сказала:

– Послушайте, я хочу вам кое-что объяснить.

Он поднял на неё глаза – серые-серые, как сумеречное заплаканное небо за окном. Если бы не недельная щетина на лице, он бы выглядел еще красивее. А если бы и вести себя умел… Ой, нет, так много хорошего в одном человеке быть не может, конечно.

– Я купила вас для того, чтобы помочь вам.

Свинцовую серость его взгляда оживила легкая ирония. Он как бы спросил:

– ?…

– Да, помочь. Вы что, сами не догадались? Я понимаю, люди вашего круга не страдают избытком хороших манер и образованности, но сообразительные всё же попадаются; жаль, что вы не из таких. Ну так вот, объясняю: я пришла дать вам волю. Пересечем границу, приедем на место, и из вагона вы выйдете свободным человеком.

– А куда мы едем?

– А куда вам надо?

Он оценил выпад, но поленился достойно его парировать. Просто повторил:

– Так куда?