Михаил Широкий - Солнечный удар

Вскоре он не мог думать уже ни о чём, кроме захватившей его внимание незнакомки. Он забыл обо всём и обо всех на свете, он видел только её. Её правильный, изысканный, чеканный профиль, густые светлые волосы, блестящими вьющимися прядями рассыпанные по плечам, большие, широко распахнутые серо-голубые глаза, смотревшие на всё вокруг со спокойной, чуть насмешливой сдержанностью уверенной в себе красоты, никого не отталкивавшие, не отторгавшие, но при этом словно державшие всех на почтительном расстоянии. Её стройную, подтянутую, безупречную фигуру, крепкую и в то же время хрупкую, лёгкую, пружинистую, чуть подрагивающую походку, свободные, плавные, закруглённые движения. Улыбка почти не покидала её лица, она часто и охотно смеялась, оживлённо переговаривалась со спутницами, была обаятельна, естественна, непринуждённа. От неё невозможно было оторвать глаз. И Андрей и не думал делать этого, глядя на неё как заворожённый и чувствуя, как по его телу будто пробегают нервные токи, от которых оно то и дело вздрагивало и наполнялось палящим, обжигающим жаром, и приятным, и тягостным одновременно. И он уже сам не понимал, чего он хочет: то ему хотелось, чтобы эти мучительно-сладкие ощущения прекратились, то чтобы они продолжались и длились как можно дольше.

В конце концов случилось то, чего он ждал и страстно желал: словно почувствовав устремлённый на неё сзади настойчивый, неотрывный взор, она будто ненароком метнула через плечо беглый небрежный взгляд, скользнула им по лицам двигавшихся следом за ней парней и девушек и встретилась глазами с Андреем. Эта встреча двух взглядов – спокойного, ровного, безразличного и пылающего, нетерпеливого, исполненного ещё смутного, неосознанного, но уже несомненного и безусловного желания – длилась лишь миг, но именно он оказался для Андрея решающим и окончательно расставил всё по своим местам. У него занялся дух и замерло сердце, когда он впервые увидел её глаза, обращённые на него. Ясные, глубокие, чуть холодноватые, с безучастным, немного скучающим и по-прежнему слегка насмешливым выражением пробежавшие по многоликой, разношёрстной, находившейся в непрестанном движении, немолчно гомонившей и галдевшей толпе. И на секунду задержавшиеся на нём, точно выхватив его из неисчислимой, пёстрой – и в то же время такой однообразной – людской массы.

От неожиданности, смущения – не очень-то свойственного ему, но в этот момент внезапно проявившегося – и ещё какого-то, ему самому не вполне понятного чувства он невольно опустил глаза. А когда спустя мгновение вновь поднял их и взглянул вперёд, на этот раз как-то нерешительно, обескуражено, почти украдкой, – она уже не смотрела на него, снова повернувшись к нему спиной и горячо обсуждая что-то с подругами.

Он тихо выдохнул, качнул головой, провёл рукой по раскрасневшемуся, полыхавшему лицу, на котором выступили мелкие капельки пота. И собрался было продолжить свои наблюдения за поразившей его воображение незнакомкой, как вдруг заметил краем глаза, что за ним самим наблюдают не менее пристально и с не меньшим вниманием. Он медленно и нехотя, уже догадываясь, что он сейчас увидит, повернул голову и наткнулся на упёршийся в него сбоку острый, как пика, прямой и твёрдый взгляд Наташиных глаз, в которых, слегка затенённые длинными густыми ресницами, то и дело пробегали холодные сумрачные огоньки, обычно, как знал Андрей по опыту, не сулившие ему ничего хорошего. Однако он, всецело поглощённый в эту минуту своими новыми, нежданными, непривычными для него ощущениями и переживаниями, проигнорировал этот не слишком добрый для него знак, явно свидетельствовавший о том, что его зоркая, проницательная, отлично изучившая и знавшая его как облупленного подруга что-то заметила, что-то сообразила, о чём-то начала догадываться. Он лишь рассеянно и равнодушно кивнул ей, натянуто улыбнулся и немедленно устремил взор в прежнем направлении, на предмет своих неожиданно для него самого вспыхнувших и разгоравшихся всё жарче желаний.

Остаток пути он пребывал далеко не в столь радужном настроении, как в первую его половину. У него как будто вдруг открылись глаза, и он, в очередной раз оглядевшись и хорошенько присмотревшись к окружающему и окружающим, понял наконец, как он заблуждался всё это время относительно самого себя и того повышенного, крайне лестного для него внимания, которое якобы было обращено на него со стороны чуть ли не всех поголовно особей женского пола, наблюдавшихся им вокруг. Теперь это странное и довольно забавное самоослепление, которому он бывал порой подвержен, внезапно закончилось, и он вынужден был признаться себе, что, кажется, никто, кроме Наташи, на него не смотрит, а если кто-нибудь иногда и скользнёт взглядом по его лицу или фигуре, то лишь случайно, мельком, никак не выделяя его в этом огромном многоголовом сборище, где таких, как он, молодых, внешне привлекательных, настырных, не в меру самодовольных и самонадеянных, мнящих о себе, без особых на то оснований, бог знает что, и усиленно изображающих из себя что-то, было пруд пруди.

При этом он не переставал пожирать глазами обворожившую его неизвестную красотку, в надежде, что она вновь, как минуту назад, почувствует его сосредоточенный, жгучий взгляд, не отрывавшийся от неё ни на миг, уловит исходившие от него страстные флюиды и обернётся в его сторону. И их глаза опять встретятся, но теперь уже не мимоходом, не на короткое мгновение. И скажут друг другу что-то важное, насущное, волнующее их обоих, и всё поймут, и, быть может, даже безмолвно договорятся о чём-то…

Но незнакомка, вероятно, ничего не почувствовала, не уловила никаких флюидов, которых, по-видимому, и не было вовсе, и никакого бессловесного разговора посредством одних лишь взглядов между ними не произошло. Она до самого конца пути так ни разу и не обернулась назад и даже мимолётно, даже вскользь, не говоря уж о чём-то большем, не взглянула на него. Более того, как будто зная, что кто-то из идущих сзади упорно и назойливо преследует её своим взором, и желая досадить ему, она перестала поворачивать голову по сторонам. В результате он утратил возможность видеть её лицо даже в профиль и всю оставшуюся часть дороги вынужден был созерцать только её фигуру – хотя и это было для него сейчас немало, – высоко и гордо посаженную голову и распущенную по плечам пышную, тяжёлую копну белокурых, отливавших серебром волос, осенявших её голову точно сияющим ореолом.

Это ещё больше огорчило и расстроило Андрея, его настроение, ещё недавно бодрое и радостное, окончательно испортилось, и заключительный участок пути он прошёл хмурый, задумчивый и молчаливый. Не выкрикивал больше вместе со всеми номер школы (впрочем, и остальные, видимо слегка утомившись к концу дороги, делали это уже не так дружно и рьяно, как прежде), отвечал невнятно, сквозь зубы либо не отвечал вовсе на реплики иногда обращавшихся к нему спутников, почти не озирался вокруг, – ему было теперь совершенно всё равно, смотрит на него кто-нибудь или нет, привлекает он чьё-либо внимание или всем на него наплевать. Он был бы счастлив все эти бесчисленные взгляды, устремлявшиеся на него, обменять на один-единственный, брошенный хотя бы мельком, краем глаза, будто невзначай.