Михаил Широкий - Солнечный удар

А Наташа, посмотрев недолгое время в его растерянное, немного очумелое, то красневшее, то бледневшее лицо, заглянув в его расширенные, затянутые мутной пеленой глаза, похоже, всё поняла, обо всём догадалась, всё уразумела. Пожалуй, даже то, что для него самого ещё оставалось загадкой, что только маячило в зыбкой туманной дали и лишь понемногу начинало обрисовываться и принимать более чёткие и определённые контуры. Её черты подёрнулись тенью, в глазах мелькнула неподдельная, пронзительная печаль, ярко накрашенные полные губы чуть поморщились и как будто слегка увяли. Но она перемогла себя и, с усилием, одними губами, усмехнувшись, медленно, с лёгкой дрожью в голосе проговорила:

– Ну что ж, зная тебя, этого следовало ожидать… Удачи тебе. Прощай!

И, резко повернувшись, она быстро, точно убегая от него, зашагала прочь, звонко цокая шпильками по асфальту и по неизменной привычке непроизвольно повиливая крутыми округлыми бёдрами, плотно обтянутыми синим муслиновым платьем.

Но, отойдя на несколько шагов, приостановилась, повернула голову и, метнув на него горящий лютой ненавистью взгляд, прошипела сквозь зубы:

– Как бы тебе не пожалеть об этом!

И после этого почти бегом, как разъярённая фурия, умчалась вдаль.

Однако ни её слова, ни её разгневанный вид не произвели на Андрея никакого впечатления. Он чисто автоматически, безучастным, словно невидящим взором посмотрел ей вслед, как если бы это был совершенно незнакомый ему, посторонний человек, с которым его абсолютно ничего не связывало. А затем поспешил перевести взгляд на незнакомку, докурившую к этому времени свою сигарету и, судя по всему, тоже собиравшуюся уходить. Однако в тот самый миг, когда она уже сделала движение, чтобы повернуться и уйти, её глаза случайно встретились с его глазами.

И что-то вдруг произошло. Какая-то невидимая искра пробежала между ними. Она не отвела свой взгляд, как тогда, во время шествия, едва скользнув им по незнакомому парню, уже довольно длительное время преследовавшему её своими страстными, заглатывающими взорами. Она задержала на нём взгляд, она впервые обратила внимание, как пристально и неотступно, с почти неприкрытым вожделением он смотрит на неё, как горят его глаза, как он взволнован и взбудоражен. И это волнение и возбуждение только усилились после того, как их взгляды встретились, после того, как он почувствовал на себе её спокойный, ровный, мягкий, может быть, немного удивлённый взор. Его сердце заколотилось как сумасшедшее, голова слегка закружилась, мысли окончательно перепутались, смешались, сбились в беспорядочную кучу, из которой уже невозможно было выудить ничего определённого и толкового. Всё и все кругом – а рядом с ним теснилась и гомонила огромная толпа – вдруг перестали существовать для него, он не видел и не слышал ничего вокруг. Всё это вдруг померкло, истаяло, отодвинулось неведомо куда.

Осталась только она. Её статная точёная фигура, похожая на искусно выделанную статуэтку, облачённая в короткую полосатую майку, оставлявшую открытой часть живота, и короткую кожаную юбку, плотно облегавшую её тонкий стан и подчёркивавшую его стройность и изящество. Обрамлённое пышной платиновой гривой, чуть расширенное в скулах свежее цветущее лицо, хотя и слегка опечаленное и немного бледноватое в тот момент, но сохранявшее здоровый естественный цвет, детскую нежность и бархатистость кожи. Высокий чистый лоб, чётко очерченные, немного вразлёт, брови, красиво обрисованные сочные, но не слишком полные губы, тронутые едва уловимой, почти неразличимой не то усмешкой, не то гримаской неясного значения. Но главное – глаза, слегка прищуренные, глубокие, прохладные, чуть затуманенные, глядевшие на него немного исподлобья со смешанным, неопределённым выражением. То ли с удивлением, то ли с интересом и любопытством, то ли с внезапно, ни с того ни с сего вспыхнувшей симпатией или – в чём он безотчётно пытался уверить себя, – может быть, уже с чем-то большим и значительным. Не ощутила ли она вдруг того же, что чувствовал к ней он? Не встретились ли их чувства так же, как встретились и переплелись их взгляды? Не пробежал ли по её телу тот же трепет, который не мог, да и не пытался, унять он?..

Однако ответы на эти – такие важные для него – вопросы он так и не получил. Помешали его одноклассники, заметившие его недвижимую фигуру, одиноко стоявшую среди бурлившего вокруг многолюдья, и через мгновение окружившие его оживлённой говорливой толпой. Они, к крайнему его неудовольствию и досаде, заслонили от него незнакомку, стали приставать к нему с пустыми, глупыми разговорами, куда-то звать, чему-то смеяться. Он, весь ещё во власти полонивших и будораживших его чувств, плохо понимал, чего от него хотят, обводил мельтешившие перед ним весёлые, возбуждённые, разрумянившиеся лица хмурым, недоумевающим, потерянным взглядом и про себя посылал их ко всем чертям. И всё пытался разглядеть безраздельно владевшую его мыслями девушку, которую загородили от него без умолку болтавшие, хохотавшие, тормошившие его приятели.

Но не разглядел. Её больше не было на прежнем месте. Она исчезла, как будто испарилась. Как видение, как чудесный сон, который бывает раз в жизни и не повторяется никогда. Или же её, как и его, поглотила многоголовое людское скопище, которому не было никакого дела до их переживаний и внезапно вспыхнувшего взаимного интереса, вот-вот готового перерасти во что-то большее. Во что-то серьёзное, всепоглощающее, безбрежное. Невыразимое и неописуемое.

Он ещё некоторое время напряжённо и беспомощно озирался кругом, пытаясь отыскать её. Надеясь вновь увидеть, выхватить из толпы её хрупкую стройную фигуру и чуть нахмуренное задумчивое лицо, отмеченное печатью усталости, грусти и ещё чего-то, таинственного и неуловимого. Но видел только чужие, не нужные и не интересные ему разгорячённые, раззадоренные, искажённые буйным весельем лица окружающих. А их-то он меньше всего хотел сейчас созерцать, они вызывали у него отвращение.

И чтобы не видеть их больше, он прикрыл глаза. И её образ, всё это время продолжавший стоять перед ним, стал ещё ярче, отчётливее, выпуклее. Она смотрела на него в упор, с каким-то новым, загадочным, непередаваемым выражением. Её лоб прорезала тонкая, как ниточка, чуть изгибистая морщинка. Заалевшиеся губы дрогнули, будто она хотела сказать ему что-то. А в устремлённых на него ясных, прозрачных, говоривших больше всяких слов глазах блеснули слёзы.

Вновь, не в первый уже раз, пережив всё это как наяву, немного взволнованный и взбудораженный этими воспоминаниями, Андрей долго не мог уснуть. Вздыхал, ворочался с боку на бок, бессмысленно пялился в темноту, одержимый одними и теми же мыслями, не оставлявшими его, не дававшими ему покоя все последние дни, с того самого мгновения, когда он впервые увидел её.