Катарина Макги - Принцесса Америки

Сэм давным-давно решила, что раз уж ей не зваться красивой, то можно стать, как минимум, интересной. А красавицей она не была, по крайней мере, по общепринятым стандартам – слишком широкий и слишком покатый лоб, слишком тяжелые брови, слишком резкие черты лица, как у дальних ганноверских родичей.

Но стоило Саманте начать говорить – и люди, как правило, забывали обо всем. В ней бурлила какая-то заразительная энергия, словно она была более живой, чем все остальные. Как будто все ее нервные окончания искрились прямо под кожей.

Королева твердой рукой увела дочь подальше от любопытных ушей.

– Мы с отцом тобой разочарованы, – начала Аделаида.

«Какая новость».

– Прости, – устало ответила Сэм.

Принцесса уже знала этот сценарий, знала, что проще сказать матери то, что она хочет услышать. Вчера Саманта приземлилась поздно вечером, и ей удалось разминуться с родителями, а сегодня они были слишком заняты подготовкой к балу. Но Сэм знала, что не может избегать их вечно.

– Прости? – прошипела королева. – И это все, что ты можешь сказать после того, как сбежала от охраны? Саманта, подобное поведение непростительно! Эти люди каждый день ради тебя рискуют жизнью. Их работа – буквально заслонить тебя от пули. Как минимум ты обязана проявлять к ним уважение!

– А Джеффу ты тоже это все уже сказала? – спросила Сэм, будто и так не знала ответа. Братец всегда выходил сухим из воды.

Нечестно. Какого бы прогресса на словах ни достигла Америка, по отношению ко всему действовали двойные сексистские стандарты. Она и Джефф служили тому живым доказательством, вроде научных экспериментов, когда близнецов помещают в одинаковые условия с одной переменной и смотрят на реакцию.

Отличие заключалось в том, что Джефф – мальчик, а Сэм – девочка, и когда они вели себя совершенно одинаково, люди оценивали это по-разному.

Если папарацци ловили Джеффа на шопинге, то он «тратил деньги по особому случаю», в то время как Саманту клеймили избалованной транжирой.

Если появлялись фотографии, как явно пьяный Джефф, спотыкаясь, идет из бара, говорили, мол, принц «выпускает пар». Саманту звали дикой тусовщицей.

Если Джефф давал отпор папарацци, он просто «проявлял твердость и защищал свою личную жизнь». Саманта была безжалостной стервой.

Хотела бы она посмотреть, что сказала бы пресса, если бы Беатрис позволила себе что-то возмутительное, но, разумеется, Беатрис никогда не переступала черту.

Да, Джефф в таком положении дел был не виноват. И все же… Сэм хотелось все изменить. Впрочем, это было не в ее власти.

– Не понимаю, что такого? – слабо запротестовала она. – Мы никому не навредили. Почему вы не дадите мне просто в кои-то веки насладиться жизнью?

– Саманта, ни у кого язык не повернулся бы утверждать, будто ты не наслаждаешься жизнью, – рявкнула Аделаида.

Сэм постаралась не показать виду, как ее ранили слова матери.

Королева тяжело вздохнула.

– Пожалуйста, ты не могла бы хотя бы попытаться достойно себя вести? У твоей сестры важный вечер.

Что-то в ее тоне заставило Саманту насторожиться.

– О чем ты?

Королева лишь поджала губы. Что бы ни происходило, Саманте она не доверяла. Как обычно.

Сэм наполовину пожелала перенестись назад, в тот момент в Таиланде, когда она повернулась к Джеффу и с вызовом подняла бровь, мол, давай сбежим. Или даже раньше, до того, как Аделаида стала смотреть на нее с таким явным разочарованием. Сэм вспомнила, как мама улыбалась ей, когда она приходила домой с рассказами, как прошел день в школе. Аделаида держала Сэм на коленях и заплетала ей французские косы, нежно расчесывая пряди.

Но какой толк? Никто не заботился, что на самом деле думает младшая принцесса; от нее требовалось просто заткнуться и не отвлекать внимание СМИ от идеальной Беатрис. Стоять на заднем плане. Быть видной, но неслышной.

Упрямо вскинув голову, Саманта пошла через зал. Что ж, теперь все могли обсудить ее платье, что переливалось, как дискотечный шар. Сэм смотрела гордо и с вызовом.

Она была почти у дальних дверей, когда увидела свою старшую сестру в строгом коктейльном платье, вероятно, ее первом наряде на вечер: обычно Беатрис несколько раз переодевалась за время бала. Она беседовала с какой-то сухопарой седой женщиной. Сэм не сразу поняла, что они говорят не по-английски.

Она поспешила мимо и остановилась у бара, в сторонке, чтобы никто не видел.

Куда же запропастилась Нина? Сэм достала телефон и набрала сообщение: «Пошла за выпивкой, подтягивайся». Затем подалась вперед и поймала взгляд бармена.

– Можно мне пива?

Он вопросительно уставился на Саманту. Оба знали, что во дворце на такие приемы пиво не подают. Слишком непритязательно, что бы это ни означало.

– Пожалуйста, – прибавила Сэм с самой милой улыбкой, которую только смогла изобразить. – Неужели у вас даже одной бутылки не найдется?

Бармен помялся, прикидывая риск, затем нырнул под стойку и секунду спустя появился с парой запотевших бутылок пива.

– Я вам его не давал. – Он подмигнул и отошел подальше от улики.

– О, отлично, я как раз искал, – раздался голос слева, и одна из бутылок пропала.

– Эй, это мое! – Сэм резко обернулась.

Парень, стоящий рядом с ней, откинулся на стойку, в его шокирующе голубых глазах отражался свет. Он выглядел на пару лет старше, примерно того же возраста, что и Беатрис, с непослушными светлыми волосами и точеными чертами лица. Если бы не ямочки на щеках, его идеальность была бы почти пугающей.

Кто же он такой? В отличие от большинства дворян, которые, по опыту Сэм, были довольно рыхлыми, парень обладал мускулистым телом спортсмена.

– Тише, бандитка. Не стоит надираться за двоих так рано.

– Ты сейчас назвал меня бандиткой? – переспросила Сэм, не зная, оскорбляться или восхищаться.

– Предпочитаешь «Ваше Высочество»? – Он насмешливо отвесил Сэм поклон. – Я, кстати, Теодор Итон. Друзья зовут меня Тедди.

Значит, он все же высокородный. Даже очень, на самом деле. Сэм понравилось, что он представился уменьшительным именем, когда по факту, как наследник герцогства, являлся лордом Теодором Итоном.

Итоны считались одной из самых выдающихся семей в Новой Англии со времен «Мэйфлауэра». Кто-то сказал бы, что они даже более американцы, чем Вашингтоны, которые, в конце концов, на протяжении большей части последних двух столетий мешали кровь с иностранными королями. Отцом Тедди был нынешний герцог Бостонский: один из тринадцати герцогов, награжденных Георгом I на самом первом Балу королевы. Эти семьи иногда называли старой гвардией, потому что герцогств больше не создавали. Конгресс ввел запрет на эту практику еще в тысяча восемьсот семидесятом году.