Вероника Горбачева - Когда возвращается радуга. Книга 2

Эфенди…

Ирис сморгнула непрошенные слёзы.

Подставила лицо рассветному солнцу.

Это он, наставник и супруг, приучил её к утренним и вечерним прогулкам. К тому, чтобы, по примеру хиндусских аскетов, йогов и брахманов, вглядываясь в розовеющий диск светила, вбирать его силу и мудрость. Разгонять по жизненным каналам энергию Цинь, Ки, Прану – она не только очищала тело от немощей, но и пополняла магический резерв… После таких утренних ритуалов клумбы Ирис с целебными травами, благословлённые маленькой хозяйкой, расцветали пышными соцветьями и колосками, кудрявились зеленью; полезные корешки в обычной, лишь слегка удобренной почве, толстели и наливались соками. Аптекари Константинополя неделями ждали, когда подоспеет их очередь – получить охапку трав и корзину кореньев из сада Ходжи Аслан-бея, ибо, не отличаясь внешне от диких собратьев, эти растения проявляли воистину волшебные свойства.

И никто не догадывался, что виной всему – маленькая цветочная фея, что под крылышком мудрого наставника спокойно пестует свой чудесный дар.

…Рассветное солнце…

Здесь, в открытом море, оно смотрелось иным, чем с крыши Константинопольского дома. Там, словно погружённое в туман, паривший над Босфором, оно неторопливо всплывало, чтобы озарить побледневшее небо, заиграть алыми бликами на куполах и минаретах, на величавых стенах ТопКапы и дворцах, на белых домишках ремесленных кварталов. Вместе с дневным светилом, бурча необъятным чревом дворов и ворочаясь после сна, наполняясь голосами и жизнью, оживал древнейший город.

В море же розовый диск выныривал прямо из-за ровнейшей линии горизонта – так и хотелось сказать – «земного диска». Хоть Ирис давно уже знала, что Земля не плоская, а шар, и уж здесь-то, в самом центре огромной чаши, до краёв заполненной лазурным водами, невооружённым глазом можно было разглядеть, как по окоёму изгибаются книзу кромки этой чаши, чтобы убедиться: да, шар, правы учёные мужи… Поскрипывали за спиной снасти. Перекликались резкими неприятными голосами чайки, даже вдали от берега умудряющие поспевать к часу, когда кок выбрасывал из специального люка кухонные отбросы; весело пересвистывались и потрескивали дельфины, юркими веретёнцами выскакивая из воды, словно гоняющие наперегонки с тяжёлыми, как кашалоты, корабельными тушами…

– Штиль, госпожа, – негромко сказал Али за её спиной. – Чувствуете? Ветра нет совсем.

– Это хорошо или плохо? – осторожно спросила девушка. Понимая своё полное невежество в морских делах, она предпочитала лишний раз переспросить, чем попасть впросак.

– Скорее плохо. Паруса провисли, можем застрять на месте надолго. Если только капитан не посадит на вёсла гребцов.

Ирис ужаснулась.

– Каторжных? Разве они здесь тоже есть?

– Они отдыхают, госпожа. До того, как появится в них необходимость, – лаконично ответил Али.

О, бывший раб мог бы рассказать ей многое; но щадил чувства юной ханум.

О том, каково приходилось рабам на галерах, знали, в основном, понаслышке, или из уст тех бедолаг, которым довелось умереть на берегу. Прикованные к сиденьям-банкам, несчастные были обречены провести на галерных скамьях практически остаток жизни. Если гребцу, сомлевшему от тяжести весла, не помогали при обмороке ни холодная морская вода, ни удары плетью – его просто-напросто выбрасывали за борт, не тратя времени. На любых торгах можно было приобрести новых, причём задёшево, ибо непокорные рабы, бунтовщики и преступники, которых слишком дорого содержать в зинданах, не нужны в порядочных домах: слишком много хлопот с приручением, да и кто согласится держать под боком головорезов? А вот на галерах с ними прекрасно управлялись надсмотрщики; в помощниках у них были плети, колодки, кляпы – и десяток-другой солдат, которым, в силу характера их занятий, сострадание чуждо.

Да, гребцы очень редко умирали на суше…

Если судно попадало в шторм, либо бралось на абордаж, а затем топилось или сжигалось – о несчастных, прикованных к скамьям, не вспоминали. Слишком долго снимать колодки, расковывать… Спасти бы драгоценные жизни свободных людей.

Ирис «повезло» в одном: для перевозки наследия Аслан-бея выделили лучший корабль Османского военного флота, флагманский галеас, шедший, в основном, под парусами. Четырёхмачтовый красавец, настоящий гигант по сравнению с боевыми галерами, он был оснащён двойным комплектом прямых и косых парусов, и при попутном ветре мчался, как стрела. Оттого-то с самого начала путешествия не возникало необходимости в вёсельном ходу. В быстроходности этот галеас намного превосходил европейские каракки и каравеллы, и путь из Константинополя в Марсель намеревался одолеть не за три недели, а за девять-десять дней, в очередной раз посрамив испанских и бриттских – ну, и совсем немного, по-дружески – франкских мореходов.

Потому-то, пока дул попутный ветер, гребцы берегли силы, отсиживаясь и отлёживаясь на своих рундуках – больших морских сундуках, установленных вдоль бортов и предназначенных для спанья и хранения нехитрого скарба. Тент, натянутый над нижней палубой, защищал от палящего зноя; воды и морских сухарей хватало. Новый адмирал, сменивший три года назад предшественника, казнённого за участие в заговоре, оказался хоть и весьма прижимист в финансовых вопросах, но и практичен, и предпочитал, насколько возможно, держать рабов сытыми. Хороший стратег, он понимал, что может настать момент, когда именно от этих рабочих скотинок будет зависеть исход решающего сражения, победа или смерть самого флота.

Оттого-то на «Солнцеподобном», куда адмирал частенько наведывался с проверками, галерная служба, хоть и оставалась нелёгкой, но не отнимала у гребцов надежду, что однажды они отработают свои пять лет каторги, которые на прочих судах почти никто не доживал, и снимут рабские ошейники.

– Штиль, госпожа, – замедленно повторил Али, всматриваясь в горизонт. Эбеново-чёрное лицо его застыло. – Если не что-то хуже…

– А что может быть хуже? – наивно осведомилась Ирис. И забеспокоилась. – Что ты там видишь?

Телохранитель сдвинул брови. Сощурился.

– Вот там, неподалёку от островка, смотрите…

– Там два островка, Али. – Ирис, в свою очередь, прищурилась. – Что в них странного?

– То, что на самом деле остров только один. Другой, что дальше и темнее – скопление туч, которое, похоже, только начинает проявляться… Дважды на моей памяти такие безобидные тучки перерождались в шторм. Пойдёмте, я провожу вас в каюту, госпожа, и переговорю с капитаном. Он – человек бывалый, лучше меня определит, что это такое и чем грозит, ибо, возможно, что я и ошибаюсь. Но будьте готовы к сильной качке.

Побледнев, девушка вновь окинула взглядом безмятежную водную гладь.