Эрих фон Корр - Хроники реального мира. Хранитель

– Беспечный нахал, – подумал я. – Или он ещё не понял, кто он такое?! Но тогда почему он ещё жив, почему его не заметили раньше?

И в кафе было ещё что-то странное. Там явно жила какая-то сущность, к людям не имеющая никакого отношения. Что-то похожее было в ауре моего друга – водяного озера, на котором стоял город. Неужели старик решил в кои-то веки выйти в люди? И не позвал меня, зная, что я в городе?!

Мысль же просто ничего не заметить и пройти мимо, даже не могла придти мне в голову. Теперь надо было постараться максимально закрыться, спрятать ауру, перевести мысли на что-то нудное и монотонное, и постараться превратиться в самого обычного человека для того, кто мог видеть истинную сущность всего живого – излучаемый всем живым свет.

Открывая дверь в кафе, я стал про себя повторять длиннющие номера банковских счетов. Любой, умеющий видеть ауру и что-то в ней понимать, увидел бы просто серость уставшего от жары и занятого своими мыслями человека.

В кафе оказалось два зала. Тойха в кафе, действительно, не было. В первом зале, у стен, стояли маленькие столики на троих с высокими стульями. Второй зал был с обычными широкими столами для больших компаний. И оба зала оказались полупусты. Я устроился в первом. Выбрал свободный столик в углу и опять закурил. Очень быстро подошла миловидная официантка, и, приняв заказ на пиво, бутерброды с красной рыбой и пиццу, так же быстро ушла.

Проводив её взглядом, я отметил великолепную миниатюрную фигурку и что-то не обычное в её ауре. За ней тянулся такой явный шлейф любви, что и мне стало очень тепло и хорошо. Девушка, вне сомнения, любила, и была любима. И прошедшая ночь была для неё такой, что она будет светиться ещё несколько дней. Счастливая женщина после ночи любви сияет ласковым розоватым светом с золотистыми искорками. – Зрелище удивительной красоты! Очень жаль, что не всем дано его видеть.

Пиво мне принесли очень быстро. Сделав первый глоток, я, наконец-то, заметил и того, кто жил в кафе, явно не входя в штат обслуги.

Через столик от меня сидели две дамы средних лет. Перед ними стоял очень вместительный запотевший графин водки, уже пустой на половину, кувшин с соком и какие-то закуски. И это в середине дня! И вот на коленях у одной – очень миловидной брюнетки в слабом намеке на мини юбку, настолько короткой, что было заметно, что дама ношением нижнего белья в такую жару не озадачивалась, сидел маленький лохматый домовой, и беззастенчиво тискал её грудь.

Грудь дамы, скрытая лишь тончайшей полупрозрачной футболкой, была совершенством. Дама, разумеется, ничего не замечала, хотя замечало её тело – напрягшиеся соски уже торчали двумя острыми кнопочками. Домовой же явно блаженствовал. На всю эту картину крайне заинтересовано взирал огромный рыжий кот, сидящий у стола, и заинтересовано следящий за мелькающими волосатыми лапками домового.

Коты, как и грудные дети, великолепно видят и домовых, и души ушедших, и многое чего ещё. Я не удержался, поперхнулся от смеха пивом и закашлялся. Домовой же, нежно обхватив грудь дамы своими лапками, стал блаженно посапывать.

Кот, увидев, что ничего интересного больше не происходит, гордым вальяжным шагом направился в мою сторону. Это владельцы кафе могли, конечно, наивно полагать, что это они тут самые главные, но я-то видел правду: настоящим и подлинным хозяином этой территории кот считал именно себя. Проходя мимо моего столика, он вдруг остановился, как вкопанный, и пристально впился в меня огромными золотистыми глазищами. Мне даже показалось, что они начали у него светиться. Потом он прижал уши, и, подобравшись и громко уркнув, запрыгнул мне на колени. Весил он, как иной поросёнок.

Устроившись у меня на коленях, кот заурчал с громкостью маленького трактора и пристально и влюблёно уставился мне в глаза. Так что стало ясно, что все мои попытки закрыться для него оказались бесполезны. Я для него светился солнцем и теплом, а моя энергетика оказалась вкуснее любой рыбки. Оставалась надежда, что мне удастся обмануть тойху, но с котом у меня явно ничего не получилось.

Прогонять его я, разумеется, и не подумал. Во-первых, он бы искренне этого не понял и всерьёз бы обиделся; а во-вторых, наша совместная с ним аура сейчас представляла из себя такой калейдоскоп, что разобрать в нём что-то определённое было бы крайне сложно. Эта пушистая зверюга светилась от счастья маленьким солнышком и никуда не хотела уходить. Звали его, разумеется, Рыжий, о чем он мне сразу муркнул.

Я же заказал ещё пива, настроившись ждать долго. Принесшая заказ официантка, заметив нашу с котом идиллию, удивленно округлила глаза. Она явно раньше не замечала за этим пушистым зверем такой непосредственной любви к клиентам. И чувство тревоги, холодом обдавшее меня на улице, почему-то стало отступать.

Что-то непривычное для меня было с тойху, избравшим это кафе своим любимым местом отдыха или встреч. Почему-то он не прогнал домового, хотя был просто обязан его видеть, и он не прятал свою ауру, буквально пропитав ею все стены. И из кафе не ушел кот, который не мог не видеть истинную энергетику тойху и, вообще-то, должен был бояться его больше, чем любой разъярённой псины. А кот почему-то не ушёл.

Тойху всегда держат у себя собак, но никогда не смогут удержать у себя кота – это невозможно. Даже если кота к ним привязать – кот просто умрёт, и очень быстро. Ужиться вместе они не смогут.

Я начал нарезать пиццу. Рыжий кот урчал у меня на коленях, но, к счастью, уже тише, когда я заметил два смертельно испуганных глаза на пушистой мордочке. Домовой выглядывал из-за спины той дамы, с грудью которой так радостно играл ещё так недавно, смотря на меня с диким ужасом. Он оцепенел от страха, отлично осознавая, что, при желании, я могу буквально испепелить его взглядом. Очень легко – просто потому, что нас питали совсем разные силы. И он отлично чувствовал, с кем имеет дело. На его лице выражение ужаса явно боролось с желанием удрать куда угодно, и как можно быстрее.

Поймав взгляд домового, я улыбнулся и отрицательно покачал головой, коротким кивком указав на кресло напротив себя, приглашая к беседе. Ослушаться он не посмел.

Домовой был обычным: ростом около четырёх футов, в коротких чёрных штанишках и чёрной же курточке; короткие волосатые ножки, длинные руки… Лицо его было почти человеческим, если бы не слишком большие чёрные глаза. По тому, что бороды у него не было, а весь он был покрыт уж слишком короткой и ещё бурой шёрсткой, мне стало ясно, что этот домовой был очень и очень молодым – ему от силы было лет двести. Я очень мало знал этот древний народ, но мы никогда с ними не конфликтовали. На планете они, кажется, жили всегда, с незапамятных времен. Знаю, что когда-то у них были свои города, и жили они в этом мире, но потом, во времена последнего большого ледника, они попытались уйти … Уйти в один из миров, которые так рядом, если знать к ним пути, но не смогли. Что-то напутали их колдуны и учёные, и это племя навсегда застряло между мирами. Но, как ни удивительно, они и ни сгинули, ни пропали.