Елизавета Дворецкая - Сокол Ясный

Подняв голову, Лютава прислушивалась, разбирая в шуме листвы, еще по-летнему густому, какие-то отдаленные звуки. Вот они стали яснее: вдали, в лесной глуши, слышался волчий вой. Он доносился с разных сторон: где-то волки казались ближе, где-то дальше. Лютава спокойно ждала, сидя на пороге и устремив взгляд в чащу. Когда за стволами мелькнуло что-то серое, она не двинулась с места, а все так же смотрела перед собой, выжидая. Но никто не показывался из леса. Поляна была довольно велика и свободна, могла бы вместить десятки, а то и сотню людей, но хотя за деревьями угадывалось уже немало живых существ, все они прятались.

– Идите сюда, дети мои! – крикнула Лютава, когда ей надоело ждать. – Я не съем.

На этот призыв из-за берез вышел наконец… кто-то, не то человек, не то зверь лесной. Двигался он на двух ногах, но одет был в накидку из сшитых волчьих шкур, на голове скалила пасть высушенная морда, позади ног болтался хвост. Лицо его было полностью закрыто берестяной личиной. Однако ни один мускул не дрогнул в лице женщины на пороге, будто ничего более привычного она и не могла увидеть. Неслышно, крадучись, с рогатиной в лапе, волк приблизился и, не доходя шагов десять, низко поклонился.

– Поклон и привет наш тебе, Волчья Мать! – глухо прорычал он из-под личины. – Дозволишь ли подойти?

– Подойди. – Лютава кивнула. – Назови твое имя.

– Зовут меня Космач. – Оборотень снова поклонился. – Рванов сын.

– Много ли волков в твоей стае?

– Два десятка и трое еще.

– Куда думаете идти на зиму?

– На Ужердь-реку собираемся.

– На Ужерди Корень со своими живет. Чуешь в себе силу его выгнать? – Лютава подняла бровь.

– Куда же тогда пошлешь нас?

– На Пыталь-реку не хочешь ли пойти?

– Да ведь пустынь там. Были мы на Пытали года три тому.

– Уже нет. Другое лето как там два рода село. Два года лес валят, палы палят – не узнаешь Пыталь-реку.

– Коли так, то прими, Волчья Мать, дары наши и отомкни нам пасти на удачный лов, на добрую добычу!

Лютава кивнула, Космач взмахнул рогатиной, не оборачиваясь, и на поляну вышло с десяток его младших собратьев. Все были также в шкурах и с личинами, наглухо закрывающими лица. Несмотря на эти меры защиты, «волки» приближалась к хозяйке не без робости. На поляне не были идолов Велеса, обычных в таких местах. Идол не требовался там, где была она – Волчья Мать, живое воплощение самой Марены. Молодые волки несли корзины и мешки, двое тащили на палке тушу барашка, которую и положили вместе с другими приношениями перед порогом избы. Лютава скользнула взглядом по дарам: здесь были обычные плоды полевых и домашних работ, всякое жито, овощи, льняная и шерстяная тканина. Ей не нужно было знать, где и как они все это взяли: обычай требовал поднесения ведунье, замыкающей и отмыкающей волчью пасть, осенью плодов домашнего хозяйства, а весной – дичи и мехов собственной добычи. Но к ней, Волчьей Матери, приходили стаи только «отреченных волков», то есть тех, кто навсегда порвал с родом и людским жильем и вел лесную жизнь круглый год. Стаи «отреченных волков» недолго задерживались на одном месте и каждый год перемещались: иной раз в пустынную дебрь, полную непуганой дичи, а иной раз в недавно заселенные места, где вновь отделившиеся роды сводят лес и сеют хлеб.

Лютава поднялась на ноги и выпрямилась. Когда она стояла, видно было, что для женщины она довольно высока. А распущенные ее волосы достигали почти до колен.

– Благословляю вас именем Леса Праведного! – Она развела руки, будто собирая силу с окружающего леса, зачерпнула нечто невидимое, потом быстро протянула руки вперед, к замершим «волкам», словно брызнула на них невидимой влагой. – Отворяю пасти вам, волки мои серые, дети мои лесные. Да будут очи ваши зорки, ноги ваши быстры, зубы ваши остры, да не уйдет от вас добыча, да собьется со следа вашего враг. Ярила в помощь, Велес в путь!

«Волки» молча поклонились и попятились с поляны. Из трех десятков на глаза Волчьей Матери посмели показаться только вожак и те, кто принес дары – самые сильные и смелые из его стаи. И понятно, почему для того, чтобы выйти к этой простой с виду избушке, требовались сила и смелость: когда Лютава встала, взгляд ее вмиг изменился, обрел твердость и остроту железного клинка. Этот взгляд мог убивать. Когда она произносила пожелание, словно прохладная волна омыла душу каждого, кто ее слышал, неважно, стоял он на поляне, у нее перед глазами, или прятался за первыми березами опушки, и точно ветер пролетел над головами, поставив дыбом каждый волосок на теле под одеждой и шкурами. Предосторожности не были излишними: в этот миг сама Темная Богиня смотрела из глаз своей приближенной, а перед взором богини смерти и обновления не стоит показываться без большой надобности. Смотреть ей в лицо никто и не пытался, и даже сам Космач, разговаривая с Лютавой, не поднимал глаз выше ее колен. Зато она, если захочет, одним взглядом найдет тебя где угодно, запрячься хоть на Оку или Десну. Ей подчинялись не только земли угрян, но даже Оболвь, населенная племенем дешнян и находящаяся под властью уже иного княжеского рода, но и там не находилось настолько сильной волхвы. Да и чему дивиться: Лютава, дочь Вершины и Семилады, происходила от праматерей кривичского и вятичского племени, была старшей дочерью старшей дочери княжеских родов. Несчетное число поколений в крови ее бабок и прабабок накапливалась сила, передаваемая старшей из дочерей, так что очередная носительница этой силы, урожденная княгиня, волхва и жрица, становилась почти живой богиней.

Получив благословение, стая Космача исчезла, растаяла в лесу. Лютава еще некоторое время посидела на пороге, приходя в себя. Богиня медленно отступала из души, возвращая женщину в человеческий мир. Лютаве не требовалось никаких особенных усилий для того, чтобы призвать богиню, заговорить ее устами – не более, чем обычной женщине нужно, чтобы прыгнуть с обрыва в реку. Сделать это не трудно – только страшновато и холодно. И надо уметь плавать. Лютава была смелой женщиной и плавать умела, но, выбравшись снова на берег, ей требовалось отдышаться и обсохнуть. С течением лет ей все легче давало это душевное усилие, но полет духа все тяжелее обходился телесной оболочке: вернувшись в Явь, она чувствовала сильное сердцебиение, было тяжело дышать, кружилась голова и все хотелось прилечь. Общение с духами закаляет дух, но быстрее положенного изнашивает тело. Лютава знала, что едва ли ей удастся прожить очень долго, но не грустила об этом. Она-то точно знала, что в Нави ей скучать не придется… Уже недолго оставалось до возраста, в котором умерла ее мать, и Лютава ждала этого срока с особым чувством, зная, что он положит некий предел и ее жизненному пути. Но вот что именно будет дальше, ей пока не открывалось. Женщины ее рода всегда становились матерями, но почти никогда – бабками.