Татьяна Корсакова - Девушка с серебряной кровью

– Уже, – усмехнулся Федор. – Утром приходил Кутасов, лично принимал работу. Да вы не волнуйтесь, тетушка, двигатель починил Семен, а я так… в помощниках. И ему хорошо, и мне.

– Ему понятно, чем хорошо. Он дурачка нашел, который за него работу делает. А вот тебе с того какая выгода?

– А я работу нашел, от которой волком выть не хочется. Понимаете?

– Понимаю, – неожиданно сказала Евдокия. – И муж, и брат мой такими вот в точности были, неугомонными.

– Значит, я в них пошел, – Федор улыбнулся. – Семен Кутасову так и сказал.

– А Кутасов что же?

– А Кутасов поинтересовался моей прошлой жизнью.

– Лишнего ничего не сболтнул?

– Вообще ничего не сболтнул. За меня Семен говорил. Историю придумал такую душещипательную, сказал, Кутасов такое любит.

– Кутасов много чего любит. Хуже, если вдруг невзлюбит. Человек он жесткий и в жизни заводской разбирается получше иных управляющих. Как думаешь, приглянулся ты ему?

Федор пожал плечами.

– Умения мои приглянулись точно. Епифанцев рассказал ему про часы с кукушкой. – Он искоса глянул на Евдокию, но та даже бровью не повела. – А Август Берг построил часовую башню. Механизм из Германии пришел сломанный.

– Вот идолище, – проворчала Евдокия, и Федор так и не понял, кого она назвала идолищем: его, Берга или Кутасова. – Мало ему башен! Понатыкал по всему городу!

– Завтра утром мы с Семеном поедем в усадьбу разбираться с механизмом.

– Разберетесь?

– Не знаю, но попробовать можно.

– Эк, у тебя просто все выходит – попробовать можно. Кутасов ошибок не прощает.

– Это я уже понял.

– Лучше бы ты, Федя, сидел себе тихонько в мастерской и не высовывался. Мало тебе Кутасова, теперь еще и Берг тобой понукать будет.

– Так сразу и понукать? – усомнился Федор.

– С ним никто не может сработаться, скверного характера человек. Если бы не покровительство Кутасова, давно бы уже пришибли и сбросили в озеро. А так мужикам приходится терпеть его выкрутасы. Ты, Федя, вытерпишь? – Кажется, впервые за все время знакомства Евдокия посмотрела на него с тревогой. – Не взбрыкнешь? Не покажешь норов?

– Я постараюсь, – сказал он и решился задать давно уже наболевший вопрос: – Я до утра свободен, отоспался на два дня вперед, и полнолуние уже закончилось. Можно мне сплавать на остров?

– Ты-то отоспался, – проворчала Евдокия, – а про Айви с Акимом Петровичем ты подумал? Нужен им такой гость посреди ночи?

– Да я только на пару часов, туда и обратно.

Он уже решил, что Евдокия откажет, и готовился ослушаться, но она вдруг сказала:

– Вместе поплывем. Одному тебе на остров нельзя. С какой такой дури тебя на остров понесет? А мне помощь нужна, корзину понесешь.

На радостях Федор был готов нести и корзину, и тетушку в придачу. И есть расхотелось. Что же терять драгоценное время на всякую ерунду! Но отказаться от ужина он не посмел, побоялся, что Евдокия, чего доброго, разобидится и передумает.

До острова добирались еще по свету. Всю дорогу Евдокия ворчала, что он несется как оглашенный, замолчала только, когда Федор взялся за весла, смотрела большей частью не на него, а на воду, думала о чем-то своем.

На берегу их ждала Айви. И как только узнала! Федору показалось, вот сейчас она бросится к нему на шею, обнимет, прижмется щекой к щеке. Не бросилась. Постеснялась? Или, может, побоялась Евдокии? Подошла медленно, протянула Федору руку, и он руку поцеловал. Даже многозначительное хмыканье Евдокии не остановило.

Как же он соскучился! Вроде бы и виделись они почти каждую ночь, а кажется, вечность прошла с последней встречи. Айви тоже соскучилась. Не нужно было слов, чтобы это понять. Она крепко сжала Федорову ладонь, потянула за собой в глубь острова.

Аким Петрович их тоже ждал, сидел на колоде, опершись подбородком о посох, разглядывая Федора тем по-особенному внимательным взглядом, от которого молодой человек уже успел отвыкнуть. В ответ на приветствие хозяин встал с колоды, крепко пожал протянутую руку, сказал насмешливо:

– Ну что, Евдокия, не удержала сокола?

– Такого удержишь! – Евдокия посмотрела на Федора с уже привычным неодобрением.

– Да и ладно. Ты сюда каждый день плаваешь. Нет ничего необычного в том, что племянник тебе помогает.

– То есть и мне теперь можно каждый день? – спросил Федор, не веря своему счастью.

Счастье было недолгим.

– Нет, – сказал Аким Петрович, – что тебе тут делать каждый день? Раз в неделю приплывай, коли охота, а чаще не смей. Ну, в дом пойдемте, расскажешь, какая она – новая жизнь.

Федор не хотел рассказывать о своей новой жизни. Ему хотелось остаться с Айви наедине, помолчать в тишине, посмотреть на звезды, но перечить Акиму Петровичу он не решился. Пришлось рассказывать и про двигатель, и про часы с кукушкой, и про Кутасова, и про Августа Берга с его придурью. Так, в пустых разговорах, и прошел вечер. Луна еще не выкатилась на небо, а Евдокия уже засобиралась обратно.

– Это ты у нас спишь до полудня, а у меня еще прорва дел. Некогда мне тут прохлаждаться.

Федор с надеждой посмотрел на Акима Петровича, но старик молчал, лишь ухмылялся в усы. Айви пошла их провожать, а потом еще долго стояла на берегу, смотрела им вслед. Но рукой не махала.

Домой вернулись уже в темноте, и Евдокия сразу же занялась хозяйством, Федор подумал, что ни разу не видел ее сидящей без дела. Спать она ложилась позже него, вставала раньше. Да и спала ли она вообще?

Сам Федор сумел уснуть только под утро. Не успел он закрыть глаза, как кто-то бесцеремонно потряс его за плечо.

– Вставай, – послышался в рассветных сумерках голос Евдокии. – Хватит бока отлеживать.

Он встал, помотал головой, прогоняя сон, и, так окончательно и не проснувшись, вышел во двор. Уже чувствовалось скорое приближение осени, воздух был свеж и кристально-прозрачен, а вылитое на голову ведро ледяной воды не взбодрило, а едва не вышибло из тела дух.

Завтракал он в одиночестве. Евдокия ушла кормить скотину, но перед уходом поставила на стол узелок:

– Обед. Этот блаженный тебя точно не покормит.

Семен явился, как и обещал, в шесть утра, приехал на телеге, запряженной каурой лошадкой.

– Садись, – велел он и, едва Федор забрался в телегу, легонько хлестнул лошадку вожжами.

Лошадь всхрапнула и двинулась вперед резвой рысью.

На сей раз ехали не в сторону завода, и Федор только сейчас подумал, что города он так и не видел. Все как-то недосуг было. Чернокаменск уже проснулся, его жители спешили по своим делам, взрослые на работу, детишки гнали скотину на выпас. Открывались лавки и мастерские. Поднимая в воздух клубы пыли, катились по дороге повозки и телеги, заливались лаем собаки, кричали петухи. Своим укладом Чернокаменск не отличался от большой деревни, и лишь ближе к центру стало ясно, что это все-таки город. Сначала появились каменные дома, кое-где даже двухэтажные. Магазины и лавки сделались наряднее, а рабочий люд встречался заметно реже. Центр в отличие от рабочих окраин еще спал, а если и не спал, то только-только просыпался.