Татьяна Корсакова - Девушка с серебряной кровью

– Тебе нужно привыкать к людям, – сказал Кайсы однажды, когда они сидели на привале. – Не им к тебе, Игнат, а тебе к ним. Они видят в тебе калеку, возможно, урода, но они тебя не боятся, скорее жалеют. Особенно бабы. Бабы, они всегда жалостливее.

Федор хотел сказать, что не нужна ему их жалость, но промолчал, зная, что на любое возражение у его спутника найдется аргумент.

– Не дичись, – продолжал Кайсы. – Забудь, что ты был графом. Забудь, что ты был каторжником. Думай о том, что тебя ждет. О своей новой жизни думай.

И Федор думал. Каждую свободную минуту думал. Вспоминал, какой была его Айви, представлял, какой стала за годы разлуки. И однажды ночью судьба смилостивилась…

…Он сидел на растрескавшемся черном валуне на дне Нижнего мира, с закрытыми глазами, чтобы не видеть нескончаемый хоровод из истлевших тел, когда его щеки коснулось что-то нежное, невесомое. И застывшее пространство всколыхнулось, словно от легкого сквозняка. Или от взмаха крыла пролетевшей рядом ласточки. Федор вскочил, раскрыл глаза, волчком закружился на месте, выискивая, высматривая свою Айви.

Ничего… Лишь стремительная тень на белом фоне вечно полной луны да крошечное перышко на раскрытой ладони.

Федор не плакал все эти годы потерь и лишений. Не плакал, когда гнил заживо в тюремной камере, когда от каторжного труда гудели натянутые, словно канаты, жилы. Когда сосновая ветка сделала его слепым на один глаз, он лишь равнодушно пожал плечами. А сейчас, глядя в черное ночное небо, он заплакал. Слезы катились по щекам, падали на мертвое озерное дно и с тихим шипением испарялись. Это были слезы облегчения, чувства, о существовании которого Федор почти забыл.

Он так и проснулся с лицом, мокрым от слез, со сжатой в кулак рукой. Чтобы разжать онемевшие пальцы, ему потребовалось время. Когда наконец у него получилось, он увидел на своей ладони перышко, черное ласточкино перышко – весточку от Айви. До Стражевого Камня оставалось два дня пути.

Шли без остановок, без передышки. Если бы не Кайсы, Федор бежал бы бегом, но проводник не позволил:

– Успеешь. Береги силы, Игнат.

Теперь он называл Федора исключительно Игнатом, и Федор почти привык к своему новому имени. Как привык он и к мысли, что скоро, очень скоро, окажется дома. Он и сам не понимал, когда Чернокаменск стал его домом, но так уж вышло: он спешил домой, к любимой женщине.

Наверное, надо было подумать о том, что отныне у него другая внешность, другое имя и совершенно другая жизнь, что от Федора Шумилина осталось одно только нутро, да и то было выжжено почти дотла, и ко всему этому нужно будет как-то приспосабливаться, перекраивать их общее с Айви будущее. Возможно, им придется уехать из Чернокаменска, не слишком далеко, так, чтобы сохранилась невидимая связь с озером. А может, ему придется всю оставшуюся жизнь прятаться на Стражевом Камне, если Айви не сможет жить без этой темной связи с Желтоглазым. Он был ко всему готов, вот только думать об этом здраво, планировать пока ничего не мог. В мыслях Федора был лишь его вчерашний сон, и с черным ласточкиным пером он не расставался ни на миг.

Федор и спать лег, сжимая перо в руке, надеясь, что оно станет его проводником в Нижнем мире. И, оказавшись на дне, больше не стал закрывать глаза, даже моргнуть лишний раз боялся, чтобы не пропустить появление Айви, но все равно пропустил.

Вечная ночь всколыхнулась, рассекаемая ласточкиным крылом. Мертвая пыль поднялась со дна, закружилась водоворотами, а утопленники замерли, остановив свой бесконечный хоровод, уставились невидящими глазницами на Федора. И он тоже не видел. Чувствовал ее присутствие, но не мог дотянуться, будто их миры разделяла незримая, но очень прочная преграда. Сквозь эту преграду свободно проходил мертвый ветер и свет вечно полной луны, даже перышко могло сквозь нее проникнуть, но душу она не пускала. Ни туда, ни обратно…

Невидимая ласточка металась вокруг, и мертвецы провожали ее полет равнодушными взглядами, а Федор протягивал перед собой руки, как слепец, оказавшийся в незнакомом месте.

– Айви! – От его крика вздрогнула земля под ногами и два желтых огня на мгновение погасли, будто Желтоглазый моргнул от неожиданности. – Айви, я иду к тебе! Где ты, Айви?!

В завывании мертвого ветра Федору почудился слабый вздох, совсем рядом, у левого плеча. Он обернулся, раскинув руки для объятий, но обнял пустоту. И это была такая мука – знать, что Айви где-то совсем рядом, и не иметь возможности ни увидеть, ни дотронуться до нее. Федор проснулся от собственного крика, вскинулся, упершись руками в землю.

– Плохой сон, Игнат? – Кайсы сидел у костра, точил нож.

– Айви. – Остатки сна сползли с его плеч душным одеялом, вспыхнули сотнями искр в костре и унеслись к прошитому звездами небу. – Я ее не вижу.

Федор знал, что спутник поймет его без лишних слов, ему не нужно объяснять про Нижний мир.

– Еще далеко, – произнес Кайсы успокаивающе и отложил нож. – Все будет, потерпи.

Раньше Федор терпел, не роптал и не проклинал судьбу, а сейчас, когда Айви так близко, терпение враз закончилось. Вместо него появился злой, почти нестерпимый зуд в затылке и осознание, что они теряют драгоценное время.

– Надо идти, – сказал Федор и, не дожидаясь Кайсы, пошагал в новорожденный рассвет.

Теперь они шли вообще без остановок, даже ели на ходу, но Кайсы больше не пытался останавливать своего спутника. Наверное, понимал тщетность этой затеи. И Федор с удивительной ясностью осознал, что, не задумываясь, убьет любого, кто станет у него на пути. Даже Кайсы.

Вскоре местность, по которой они шли, сделалась знакомой. Федору казалось, что он уже бывал здесь раньше, а когда они вышли к реке, стало очевидно – да, бывал! И если сейчас не останавливаться, не терять бесценные мгновения, то к полуночи они будут у Стражевого озера. Все, конец пути! Он увидит свою ласточку во плоти, надо только двигаться чуть быстрее.

Кайсы, который шел за Федором неотступно, не протестовал и не ворчал. Он был выносливый, может, даже выносливее Федора. Всю оставшуюся часть пути отец Айви молчал, вероятно, думал о своем или предавался воспоминаниям. Ему тоже было что вспомнить.

Когда густой лес начал редеть, Федор побежал. Измученному долгим переходом телу будто вернули силы. Он бежал, не видя ничего перед собой, ничего не слыша, не разбирая дороги. Его вело с каждым мгновением усиливающееся осознание, что его ждут, что еще чуть-чуть – и он окажется дома. Если понадобится, если на берегу не найдется лодки, он доберется до Стражевого Камня вплавь, потому что каждая секунда задержки причиняла боль, раздирала тело на части.

Лодки не оказалось, и Федор, не раздеваясь, шагнул в воду, любуясь отражением полной луны на ее поверхности. С луной было связано что-то очень важное, но он, зачарованный этой красотой, забыл. И лишь когда лунный диск начал стремительно наливаться желто-гнойным цветом, что-то шевельнулось в душе. Но Федору уже было все равно. Его так давно ждали… Он вернулся домой…