Дарья Кузнецова - Слово Императора

Вскоре поняла, что легенды мне надоели, а еще – что у меня вдруг озябли ноги.

– Ты долго еще планируешь тут сидеть? – полюбопытствовала я.

– Не знаю. А что?

– Хотела выбраться наружу, подышать свежим воздухом и, как ни странно, погреться. Ты там не замерз на полу?

– Я не на полу, я на подушке сижу, – со смешком отозвался Руамар, не отрываясь от чтения. – Она лежала тут, на стуле. А вообще идея хорошая, уже в самом деле пора закругляться.

Правда, на улицу мы так и не вышли, а тихонько, чтобы не разбудить уснувшую прямо за столом Уру, выбрались через чердак на крышу.

Здесь уже вступила в свои законные права ночь, лишь западный край неба был подчеркнут ярко-синей линией затухающего заката. Луна еще не взошла, и звезды были видны отчетливее, чем вчера. Сегодня, впрочем, окружающий пейзаж воспринимался иначе; наверное потому, что в нем не было никакой тревожности.

– Вот интересно, горы вроде бы выше, но звезды здесь – крупнее; как так может быть? – почему-то почти шепотом спросила я.

– Насколько я помню, из-за атмосферы, на равнине она все-таки толще, чем высоко в горах, – также вполголоса проговорил Руамар и потянул меня за руку чуть в сторону от люка. – А еще я помню, что на звезды удобнее смотреть лежа.

– Ты что, пробовал? – озадаченно хмыкнула я, без возражений укладываясь рядом с мужем. Крыша была хоть и твердая, но очень теплая, и сейчас это было приятно.

– Давно еще, в детстве, – невозмутимо ответил оборотень. – Даже знал истории о происхождении названий созвездий. Да и самих их знал гораздо лучше; сейчас уже не помню.

– Никак не могу представить тебя ребенком, – честно призналась я. – Мне кажется, ты всегда вот таким и был – большим, суровым и умным.

Он пренебрежительно фыркнул.

– Как раз наоборот. Я был наивным, глупым и, честно говоря, весьма хилым ребенком.

– Не верю, – упрямо возразила я. – Глупым ты точно быть не мог! Наивность и физическая сила – ладно, но ум – он внезапно не возникает.

Некоторое время мы помолчали, и я решила, что комментариев не последует. Но потом оборотень все-таки проговорил, задумчиво и будто нехотя:

– Я смотрел в рот Шидару, пытался подражать ему и считал, что он во всем прав. Прозрение наступило значительно позже.

– Почему ты всегда называешь его по имени и никогда – отцом? – осторожно рискнула полюбопытствовать я, раз уж тема так удачно зашла о личном и выдалась возможность побольше узнать о собственном муже.

– Он не был отцом, он был императором. – Я почувствовала, как собеседник пожал плечами. – Если бы не эта война, я бы даже сказал, что он был хорошим правителем.

– А мать? – осмелела я. Кажется, Руамар был не против поболтать.

– В детстве помню смутно, а потом я старался подражать Шидару.

– В каком смысле? – растерялась я.

– Он презирал ее. Она была красива и происходила из подходящего рода; но единственное, что она могла делать – греть постель и рожать наследников. Даира была не то чтобы слишком глупа, но отличалась крайним мягкосердечием и склонностью к всепрощению. Не лучшие качества для императрицы. Но, кажется, она любила своего мужа. Даже несмотря на то, что у него помимо жены всегда были любовницы, да и случайными интрижками он не брезговал. Почему ты спрашиваешь?

– Пытаюсь узнать о тебе побольше, – честно ответила я. – Очень странное двойственное ощущение, хочется от него избавиться. С одной стороны, с тобой странно легко, как будто мы знакомы полжизни, а с другой – я фактически ничего о тебе не знаю. Генеалогическое древо, еще что-то в том же духе, но это мало характеризует тебя как человека, а не правителя.

Оборотень задумчиво хмыкнул, но никак не прокомментировал это утверждение. Некоторое время мы лежали неподвижно, разглядывая накрывший степь звездный купол. По нашему, человеческому поверью небосвод – это платок Аны, одной из Триумвирата, которым та накрыла землю, чтобы дать своим детям возможность отдохнуть и уединиться. Тыбарцы считали, что небо стеклянное, прозрачное и оно защищает нас от злобных существ, населяющих окружающий хаос; а звезды – это капельки яда Великого Змея, которыми тот пытается прожечь небосвод. А оборотни…

– Руамар, а у вас есть легенды о происхождении неба и звезд? – полюбопытствовала я. – Не отдельных созвездий, а просто – мира.

– Не помню, наверное, есть, – через пару секунд откликнулся он. – Кажется, там что-то было про разлитое молоко.

– А как звали жену Первопредка? Она же была, да?

– Кошка, иногда ее уважительно именуют Праматерью, но про нее редко вспоминают, – хмыкнул мужчина. – Но я сомнительный источник сведений, говорю же. Я мало интересовался религией и мифами, как-то не до того было. Все эти суеверия… не зря у нас Первопредку служат женщины; им интереснее и проще принять все эти странные представления. Меня же всегда больше интересовали законы физики, а не древние сказки.

– Да, я уже поняла, что ты – на редкость прагматичный оборотень, – усмехнулась я.

– Это плохо? – неожиданно уточнил он.

– Не знаю, все относительно. С моей точки зрения, это большая удача.

– Почему?

– Как минимум потому, что ты не засадил меня за рукоделия и не заставил сидеть взаперти, не высовывая нос из покоев. – Я насмешливо фыркнула.

– А должен был?

– По крайней мере, имел право.

– И ты бы послушалась? – В голосе оборотня отчетливо прозвучало недоверие.

– Конечно, куда бы я делась! Более того, к чему-то подобному морально готовилась, – вновь не удержалась от улыбки я. – С твоим братом все было понятно, он довольно бесхарактерный субъект, и с ним я бы вполне могла сладить; а с тобой мне оставалось бы только смиренно кивать и слушать распоряжения. Во всяком случае, если верить твоим характеристикам.

– И ты была на это готова? – Недоверие так никуда и не делось.

– Можно подумать, у меня был выбор. – Я пожала плечами. – Мир важнее отдельной жизни, это очевидно. И уж точно я не ожидала, что все сложится вот так.

– Как именно?

– Что мне будет хорошо, – проговорила я, чувствуя непонятное смущение. – Что исполнение долга вдруг превратится в весьма… удачный брак. Говорю же, я очень мало о тебе знала. Например, и представить не могла, что буду вот так лежать с тобой рядом и любоваться на звезды. У тебя весьма грозная репутация. Но я сейчас догадываюсь, как и почему она сложилась.

Опять повисла тишина, и я неожиданно поняла, что больше всего мне сейчас хочется узнать, о чем думает лежащий рядом со мной мужчина. Некоторое время я так и эдак крутила в голове эту мысль и продолжала удивляться, на этот раз – собственной нерешительности. Почему-то задать интересующий вопрос я сейчас физически не могла, он колом вставал в горле и категорически отказывался звучать вслух. Очень странное и непривычное ощущение.