Дарья Кузнецова - Слово Императора

Рано осиротевший (его отец глупо погиб на охоте, когда сыну было всего пять лет, а безумно любившая мужа мать не смогла вынести расставания и покончила с собой), Ланц был для нас с Алексом еще одним братом. Моложе нас на десять лет, с характером сорванца-шалопая и привычкой сначала говорить, а потом думать, он тем не менее был хорошим парнем, незлым и благородным.

– И он еще жив? – рассмеялся кузен.

– Еще бы; я с таким бугаем не справлюсь никогда. Но в целом, можно сказать, мы нашли общий язык. Я рада, что так получилось и что мужа мне в последний момент подменили. С Руамаром значительно интереснее, чем могло быть с его бестолковым братцем. Ланц, боги с моим мужем, ответь мне на вопрос: как твоя прекрасная принцесса отреагировала на поцелуи? Я просто все время, что тут живу, пытаюсь представить себе выражение ее лица.

– Издеваешься, да? – ухмыльнулся он. – Я про их отношение к поцелуям только через две недели после свадьбы узнал! Зато понял, почему она на меня как на психа смотрела все это время и разговаривала как с больным ребенком. Но ничего, мы, как ты выразилась, в итоге все-таки нашли общий язык. Только этот ее нюх достает. Тут и налево не сходишь!

– Ланц, не позорь фамилию! Тебе еще отец втык сделает, если ты ему сорвешь мирный договор своими гулянками, – незло проворчала я.

– Вот и ты туда же: как замуж вышла – сразу такая занудная и правильная стала, – фыркнул он. – Сидит тут в платье. Ты случайно вышивать еще не начала?

– Нет, меня решили в другом качестве использовать. – Я улыбнулась. – Его величество решил, что из меня получится неплохой министр финансов, так что я учусь.

– Экономика, финансы… – недовольно протянул кузен, наморщив нос. – Я же говорю, зануда! Но хоть не главная златошвейка, уже не так страшно. Да ладно, не молчи ты на меня так сурово, ох уж мне эта женская солидарность! Хорошая у меня жена, во всех отношениях. Зачем мне при такой еще любовница, тем более через месяц после свадьбы? Лишняя головная боль. Но само отсутствие возможности, конечно, нервирует. Нет, Улька она тихая и в случае чего слова не скажет; но иногда как глянет – и хочется пасть на колени с клятвенными заверениями «больше никогда». Да уж, сложная это штука – семейная жизнь. И вообще, можно подумать, твой кошак другого мнения!

– Ну, в голову я к нему не заглядывала, но… в общем, я ему вполне доверяю и в этом вопросе тоже, – усмехнулась я и поймала себя на довольно странном ощущении.

Прежде возможность измены мужа, когда мы только обсуждали это в дирижабле, воспринималась спокойно и нервировала лишь с социальной точки зрения. В том смысле, что, если он позволит выказать мне такое пренебрежение, остальные могут попытаться последовать его примеру и смешать меня с грязью. А сейчас мысль о супружеской неверности вызвала отнюдь не опасение, а откровенную злость и желание в случае чего оторвать кое-кому хвост и что-нибудь еще столь же ненужное. И почему-то боязно было признаваться даже самой себе, симптомом какого заболевания является эта ревность. Хотя зачем юлить, если все очевидно? Причем, кажется, очевидным это стало не сейчас, а уже довольно давно, просто я умудрялась убегать от щекотливого вопроса. Что я поспешила сделать и сейчас, сменив тему на более нейтральную.

Со слов Ланца выходило, что рушка вполне прижилась в Орсе. Наши дамы, конечно, попытались попробовать ее на зуб, но, похоже, после сурового брата какие-то интриганки-беззубые были самой Рулане на один укус. Да и отношения с мужем у нее вполне сложились; как бы ни острил Ланц, а создавалось впечатление, что он уже полностью в коготках своей миниатюрной супруги и, похоже, доволен этим фактом. Видимо, владычественная наследственность в ней тоже была сильна, только проявлялась исключительно по-женски.

Так мы и просидели до вечера, делясь новостями, ностальгируя и просто трепля языками. Мне хоть и следовало развлекать прибывших высокородных дам, но это было желательно , а не обязательно, и я решила немного побыть плохой хозяйкой. Хотя, справедливости ради стоило отметить, быть хорошей хозяйкой я до сих пор никогда не пробовала.

Незаменимая Уру, уже вернувшаяся к своим обязанностям, по моей просьбе распорядилась насчет обеда, чая и прочих радостей жизни. Правда, от вина я, сославшись на банальное нежелание и необходимость кристально ясной головы, отказалась. Имея дело с оборотническим чутьем, стоило сохранять бдительность: вряд ли мой отказ от спиртного будет выглядеть достоверно, если при этом от меня будет тянуть последствиями посиделок с Ланцем.

Посвящать кузена в тонкости местных интриг я не стала. Про крушение дирижабля рассказала – тем более что слухи об этом до Орсы дошли, – успокоив, что это было недоразумение. Пришлось рассказать также и про взрыв, сообщив, что главный виновник погиб в момент совершения диверсии по нелепой случайности. Соврала, конечно, но сейчас стыдно мне не было: Ланцелот был весьма прямолинейным парнем, неспособным к интригам, никогда не интересовался политикой и совершенно в ней не разбирался. Расскажи я правду, и этот медведь со свойственным ему «изяществом» вполне мог наломать дров. А так и кузен успокоился, легко проглотив не соответствующее даже официальной версии объяснение, и я обезопасила планы Руамара от посильного участия в них родственника.

В общем, время мы провели хоть и бесполезно, зато – приятно, хотя мне и было несколько неловко перед мужем, компания которого вряд ли была настолько же приятной и необременительной. Но помочь ему я бы ничем не могла (разве что собственным присутствием уронить его авторитет в глазах тыбарца ниже уровня пола), а мучиться за компанию считала бессмысленным.

Наконец явившаяся в сопровождении еще одной девушки Уру сообщила, что пора готовиться к открытию приема, и кузена из покоев выдворили.

Что меня относительно примиряло с необходимостью путаться в юбках, так это отсутствие примерок. Я приблизительно представляла, сколько времени на этот процесс тратят орсские женщины, и содрогалась от ужаса. А здесь даже наряд для столь ответственного мероприятия сшили без моего участия. И, подозреваю, готовить его начали задолго до того, как я вообще узнала о предстоящем празднике: за несколько дней управиться с этой ручной работой было невозможно.

Девушки в четыре руки сноровисто упаковали меня в платье, после чего усадили на стул посреди гардеробной и принялись развешивать украшения и наносить «боевую раскраску». Я не протестовала – официальное торжество, положено, ничего не попишешь, – но чувствовала себя новогодней елкой, какие принято украшать к дате Перелома года на севере моей родины. Цвет наряда только усиливал сходство и заставлял недовольно морщиться – типично еловая благородная зелень и темно-золотое шитье с россыпью крошечных зеленых камней. Наверное, изумрудов; я очень сомневалась, что парадное платье жены императора могли отделать обыкновенным стеклом. Платье дополняли тяжелый ошейник колье и пара широких плетеных браслетов, а на голову надели странного вида диадему – тонкий ажурный венец с направленными вниз отростками, очертаниями напоминающими клыки, которыми это произведение ювелирного искусства крепилось в волосах. Диадема по стилю очень напоминала рушский императорский венец, только была значительно миниатюрнее и изящнее. Надо ли говорить, что все украшения были с изумрудами! Интересно, почему предки Руамара выбрали именно этот цвет и этот камень?