Любовь Малафеева - О том как долг и обстоятельства создают Героя

Перед ударом я закрыла глаза. И почувствовала, как метал машины, сминается, как он скрепит и ломается, столкнувшись с более крепким бетоном. Затем было ощущение, что кто-то выдернул меня из того кошмара, протолкнул в чудовищно узкий проход и выкинул с другой стороны. Во время этого падения я перестала ощущать плечо Максима, которое сжимала все это время. Затем был сильный удар животом о что-то твердое. Я услышала и почувствовала, как от этого хрустнули, ломаясь, мои ребра и рука держащая сумку. С трудом, приоткрыла глаза. Первым, что я увидела и ощутила, стал лед, припорошенный снегом, холодивший мою щеку. Чуть приподняв голову, я увидела горные вершины, почувствовала яростный ветер, трепавший полы моего пуховика и поняла что я точно не в городе. Максима ни где не было видно. В живот и многострадальные ребра упиралась сумка с вещами. Боль обрушилась внезапно и прошила меня от пальцев на ногах, до кончиков волос. Не сумев сдержаться, я закричала. Это был нечеловеческий ор, полный боли и отчаяния. Но новая волна боли как это не странно принесла облегчение, отключив сознание.

В себя я приходила долго и мучительно. Мне совсем не хотелось возвращаться, зная, что там меня ждет боль и холод. Но, постепенно не смотря на все мои отчаянные попытки оставаться в том блаженном забытье, в котором я была, меня начало медленно затягивать обратно. Самым первым ощущением было тепло. Нет, даже скорее жар и давление этого жара на грудь. На достоверность возвращения слуха я не полагалась, так как тишина вокруг меня так и не исчезла. Приятным было то, что боли не было. Невыразимое облегчение от этого, сменилось тихим ужасом от мысли «А вдруг меня парализовало?». Как только эта мысль осозналась, я мгновенно открыла глаза и попыталась сесть. С большим трудом я приподнялась на локтях и медленно, помогая себе руками, полууселась, опираясь спиной о подушки. После такого простого действия я минут пять приходила в себя и осматривалась. Я лежала на большой двуспальной кровати, накрытая как минимум тремя тяжеленными одеялами — именно от этого мне и было так тяжело и жарко. Попытавшись отодвинуть лишние, я увидела свои руки и впала в шоковое состояние. Нет, руки были целы и неплохо слушались, но это были не мои руки. Это были, как говориться кожа да кости с длиннющими четырехсантиметровыми ногтями. Так могли бы выглядеть руки какой-нибудь модели страдающей анарексией, но только не девочки-пышечки какой была я. В дополнение на обоих моих худющих запястьях болтались два широких золотых браслета с непонятными знаками. В окружение этих малопонятных символов были вправлены большие и красивые камни, необычного пронзительного аквамаринового цвета с золотыми искорками внутри.

Со странной смесью чувств я продолжила бороться с лишними одеялами. Отодвинув их, на сколько смогла, я с волнением оглядела и ощупала себя всю. И повторно впала в шок. От меня на самом деле осталась только в лучшем случае половина, в худшем — одна треть. Кости выпирали отовсюду, и я на себе прочувствовала смысл выражения «мешок с костями». Именно им я и была. Я, конечно, мечтала о похудании, не смотря на все дифирамбы моих друзей о том, что хорошего человека должно быть много, но столь радикальное решение проблемы меня совсем не радовало. Такой быстрый сброс веса чрезвычайно вреден для здоровья и… Стоп! С чего это я взяла, что быстро похудела? Еще не известно, сколько я тут провалялась. И где это «тут»? Отвлекшись от своего внешнего вида, я внимательнее осмотрела место, где находилась. Комната была большой и с высоким потоком. Прямо напротив кровати было огромное окно, занавешенное темной шторой. Кроме кровати из мебели присутствовали: тумба у постели, низенький столик, диван и два кресла, одно из которых было придвинуто вплотную к кровати и в данный момент пустовало. На тумбочке стоял поднос с графином с водой со стаканом и светильник в виде металлической феи держащей над головой тускло светящейся шарик.

Почувствовав внезапно непреодолимую жажду, я, проигнорировав стакан, с невыразимым удовольствием опорожнила, по крайней мере, литровый кувшин. Вернув сосуд обратно на тумбочку, я счастливо откинулась на подушки и решала что лучше — подумать о своем нестандартном положении или вздремнуть, когда судьба приняла решение за меня. С права еле скрипнула входная дверь, и у меня появился посетитель, которому я могла бы задать так и рвущиеся с языка многочисленные вопросы. Вернее это была посетительница. Высокая, статная, красивая и темноволосая девушка в струящемся темно красном платье. Как только она вошла осветительный шарик вспыхнул ярче и залил умеренно ярким светом все темнеющие до этого углы. Заметив, что мое нынешнее положение существенно отличается от предыдущего, она громко воскликнула, и быстрым шагом преодолев разделявшее нас расстояние, начала что-то мне выговаривать. Судя по тону, она стопудово не одобряла моего самоуправства. Выслушав до конца ее, несомненно, весьма познавательную лекцию, я помахала перед ее лицом рукой, показала на свой рот и по складам медленно произнесла:

— Я вас не понимаю.

Собеседница склонила голову на бок и нахмурилась. Потом неожиданно просветлела лицом (видимо до нее, наконец, дошел смысл все повторяемых мной жестикуляций) и, дотронувшись пальцем до моего лба, через секунду отстранилась и, открыв глаза, улыбнулась.

— Так лучше?

Я улыбнулась в ответ.

— Да гораздо.

— Что ж, если мы нашли с тобой общий язык, не потрудишься ли ты объяснить мне, зачем ты самостоятельно села?

Я растерялась. Она могла спросить меня о чем угодно, но выбрала эту тему. Такая патологическая забота похожа на врачебную, а на врача эта дама не тянула. И на медсестру тоже. Такие типажи зажигают по вечеринкам с большими дядями, а не возятся с бедными больными.

— Эээ… Ну… Я…

Под ее настойчивым и неумолимым взглядом я съежилась и, переведя дыхание, выдала ей свои сбивающиеся мысли и не заметила, как помимо всего рассказала ей свою историю чуть ли не с рождения. Ее мой рассказ удивил, но не настолько как я думала. Оказалось, что подобные случаи переселения хоть и чрезвычайно редки, но все же случаются.

Эта девушка была странная. Чем больше я на нее смотрела, тем глубже и опаснее мне она казалась. За внешностью клубной кокетки скрывалась умная и неумолимая особа, с многолетним опытом, отражавшимся в глазах. Да… в глазах. У нее были совершенно особенные глаза. Кажется обычные прозрачные серые глаза, но иногда в них отражалось само время, остановившееся и присевшее послушать наш разговор. Выслушав мои заикания, она кивнула и после щелчка ее пальцев, одно из верхних одеял исчезло, а в левом углу зажегся не замеченный мной ранее камин. С доброй искренней улыбкой она села в кресло и объяснила свои действия.