Алина Лис - Школа гейш

Он говорил тяжело и отрывисто, сквозь зубы, а синее пламя в его глазах показалось ей колючим и холодным, как свет далеких звезд.

– Господин, я…

– Я сказал – заткнись!

Он одним рывком пересек комнату, навис над девушкой, притискивая ее к стенке. Широкая ладонь шлепнула по губам, загоняя обратно все несказанные Мией слова оправданий и извинений.

– Хорошая шлюха должна молчать, слушаться и делать то, что ей велят. Ты будешь сегодня хорошей шлюхой, Ми-я?

Мия застыла от страха и обиды, глядя на него снизу вверх расширенными зрачками. Таким она Акио еще не видела. Таким он пугал ее.

Казалось, от генерала исходили волны арктического холода. Но это было не завораживающее спокойствие заснеженной пустыни, а дикая ярость северного шторма. Покрасневшие словно от недосыпа глаза, искаженное лицо, сведенные судорогой мышцы…

– Ну? – Он тряхнул ее, как тряпичную куклу. – Будешь?

Она кивнула. Спорить сейчас с Акио Такухати осмелился бы только полный безумец.

Он наклонился ниже, вдыхая ее запах. Мия стояла, не осмеливалась шевельнуться или пискнуть.

Акио рванул кимоно, и ткань жалобно затрещала.

– Не надо! Пожалуйста!

О пресветлая Аматэрасу, оно же стоит безумных денег! Год работы гейшей, а то и больше!

– Господин! Пожалуйста, не надо! Я сама разденусь.

Трясущимися пальцами она развязала пояс и почувствовала, как мужские руки задрали нижнюю сорочку и зашарили по ее телу. Ногой Акио раздвинул ее колени. Стиснул до синяков ягодицы, вдавливая девушку в свое тело. Болезненный укус чуть выше ключицы заставил ее вскрикнуть.

«Если мужчина зол, никогда не пытайтесь спорить с ним, – зазвучал в голове голос наставницы Оикавы. – Подчинитесь, покажите, что принимаете его таким. Сила женщины в умении быть покорной».

Она постаралась расслабиться, сама потянулась навстречу, ища его губы, и почувствовала, как пальцы бесцеремонно вторгаются в ее тело.

– Ты мокрая, Ми-я. Нравится, когда с тобой не церемонятся?

Мия покраснела от злости и унижения. Она действительно была возбуждена из-за длительного ожидания и воспоминаний о ночи мидзуагэ.

– Я не такая! – простонала она, позабыв о своем намерении не спорить и быть покорной.

– Такая. – В его голосе послышалась горечь. – Почему ты такая шлюха, Ми-я?

– Я не…

– Молчи, – приказал он и закрыл ей рот злым поцелуем, пока его пальцы продолжали двигаться, рождая в девушке жалобные стоны.

Она почувствовала, как тело отзывается на грубоватые ласки, и чуть не заплакала от обиды. Пресветлая Аматэрасу, неужели она действительно шлюха, которая способна возбудиться даже от такого?!

Если бы он был грубее, сделал больно! Или просто взял ее сразу.

– Скажи, что хочешь меня!

Мия не хотела его. И хотела. В этот момент она боялась и почти ненавидела Акио. Но хуже всего, что она чувствовала, как от его резких движений по телу расходятся жаркие волны. От мускусного мужского запаха кружилась голова, подгибались ноги. Но признаться в этом было слишком унизительным.

Он потянул ее за волосы, заставив запрокинуть голову. Смял цветы в прическе, растрепал тщательно уложенные пряди. И снова впился в губы болезненным поцелуем.

Акио оторвался от нее со стоном и несколько мгновений стоял, тяжело дыша, покачиваясь, как пьяный. Словно пережидал приступ.

И потребовал еще раз, не прекращая двигаться в ее теле:

– Скажи!

Девушка с вызовом взглянула в колкий лед его глаз и ответила, поражаясь собственной дерзости:

– Не хочу!

Желание гуляло по коже, отдавалось ноющим возбуждением в затвердевших сосках. Но возмущение от оскорблений было сильнее.

Гейша – не шлюха! Мия не позволит так с собой обращаться!

Пальцы снова вонзились в ее тело, выдавая очевидную обоим ложь. Она слишком мокрая, слишком возбужденная. Боги, как же стыдно…

– Не хочешь? – Его голос походил на шипение змеи. Синие глаза заволокла мутная пленка, и Мия пожалела, что решилась бросить Такухати вызов. Он же не в себе. Спорить с ним сейчас…

Она не успела додумать эту мысль, потому что Акио улыбнулся – криво и безумно.

– Не хочешь, и плевать! Кто спрашивает шлюху, чего она хочет!

Он толкнул девушку на футон, перевернул на живот, закинул подол так и не снятой сорочки на спину и ворвался в ее тело резким болезненным толчком.

Мия тихо всхлипывала, уткнувшись лицом в футон. Сладостные разряды, которыми отдавалось каждое его движение, заставили ее действительно почувствовать себя шлюхой. Ведь только шлюха может получить удовольствие, когда ее берут вот так – грубо, нисколько не считаясь с ее желаниями.

Он наклонился к ней, обдал тяжелым жарким дыханием ухо. Прижался со спины, опираясь на руки, чтобы не налегать всем весом на девушку. Мия почувствовала, как зубы прикусывают мочку ее уха.

– Мия, – выдохнул он, погружаясь в нее на всю длину. – Ведьма!

Мия впилась зубами в подушку, глуша крики. Когда он входил так глубоко, одновременно целуя ее шею сзади, ей хотелось забыть о гордости и достоинстве, превратиться в стонущую самку.

Еще несколько размеренных толчков. Мия выгнулась и забилась в мужских руках. Удовольствие было совсем иным, не таким, как в их первую ночь, – темным, порочным, засасывающим, как морская пучина. Но не менее острым.

Он резко двинулся вперед, ворвался в нее до конца и стиснул девушку, прижимая еще плотнее к себе. Мия услышала тяжелый шумный выдох, словно Акио сдерживал стон, и поняла, что все закончилось.

Еще несколько мгновений он сжимал ее в объятиях, лаская губами шею. Потом снова тяжело выдохнул, и девушка почувствовала, как чужая плоть покидает ее тело.

Он встал, одернул подол ее сорочки, прикрывая ягодицы, но Мия никак не отреагировала. Лежала ничком, уткнувшись лицом в подушку, и глушила подступающие слезы. Она сама бы не решилась утверждать, что показалось ей более гадким – мужская грубость или предательская реакция собственного тела.

Девушка вспомнила, как ждала Акио всего несколько часов назад, и все-таки зарыдала.

Хлопнула дверь за спиной.

Снаружи шел дождь.

Акио спустился по ступенькам, поднял лицо к темным небесам и поймал языком несколько безвкусных капель.

Холодные струи намочили волосы, потекли за шиворот. В воздухе пахло рыхлой землей и цветами.

Сакура… когда она уже отцветет, будь она проклята! Обычно неделя, и все, а в этом году ханами все тянется и тянется. Запах цветущих вишен и слив, казалось, преследовал его, куда бы он ни пошел.

Вместо того чтобы поспешить под крышу, Акио замер, вглядываясь в затянутое тучами ночное небо. На душе было удивительно погано. Словно он только что сотворил подлость и ушел.

И что-то внутри рвалось, тянуло обратно. Вернуться к плачущей девушке. Обнять ее, прижать к себе, утешить. Пообещать, что больше это никогда не повторится. Попросить прощения.