Алина Лис - Школа гейш

Попросить прощения? У кого? У шлюхи? За что? Он был в своем праве! Он купил ее!

Ха, можно подумать, другие клиенты спрашивали, чего она хочет или думали о ее удовольствии!

Отчего же на душе так паскудно? Так безнадежно паршиво, что хочется завыть? Словно унижая Мию, он унизил самого себя, уничтожил и растоптал что-то драгоценное, важное.

Саке. Нужно выпить саке. Много-много саке, чтобы смыть воспоминание об ее испуганном взгляде. О дерзком «не хочу» и отчаянных слезах после.

Пусть завтра рано утром лететь на Эссо. Сегодня ему нужно саке.

Генерал сгорбился под дождем и побрел в сторону дома.

Она плакала долго, пока слезы окончательно не иссякли, а потом лежала, бездумно уставившись перед собой. Огонек внутри напольного фонаря тщетно старался развеять поселившийся в домике сумрак.

Так же сумрачно было на душе Мии.

Акио Такухати указал ей ее место. Шлюха, подстилка, инструмент для получения удовольствия – и только.

Какой страшной и безрадостной оказалась жизнь гейши. На Рю-Госо все виделось совсем иначе.

Завтра ей придется выйти из домика. Встретить полные ненависти взгляды других работниц «Медового лотоса». Вытерпеть насмешки и подколки, рожденные завистью. Пусть женщины больше не посмеют тронуть Мию, словом тоже можно ранить. И никакой амулет не помешает им пролить тушь на кимоно или подсыпать в пудру толченое стекло.

А вечером придет Акио Такухати. И все повторится…

При мысли об этом захотелось снова разрыдаться, но слезы кончились.

Так будет продолжаться день за днем. Потом она надоест Акио, и за ним придут другие. Те, кого Мия видела на мидзуагэ. Они тоже не станут церемониться.

Зачем все это? Зачем терпеть ежедневное унижение?

Жены и дочери самураев, когда хотят избегнуть бесчестия, перерезают горло кинжалом, предварительно связав лодыжки, чтобы и в смерти выглядеть достойно.

На мгновение она представила себя лежащей на полу. Как по голубому шелку кимоно расползается алое пятно, как толпятся у домика гейши, с восторгом обсуждая подробности чужой смерти. Как неодобрительно поджимает губы «матушка».

Кумико, наверное, всплакнет. Госпожа Оикава при известии осуждающе покачает головой. Акио Такухати пожмет плечами и возьмет себе другую гейшу. Джин даже не узнает. А вот Дайхиро…

Мысль о друге-оборотне была как бадья ледяной воды на голову. Мия вскочила и нервно заходила по комнате. Щеки горели от стыда. Как она могла даже подумать, чтобы оставить тануки одного?! Вот он ее никогда не оставлял. Как только освободился, сразу нашел, украл деньги, выкупил на ночь.

Он ведь теперь не сможет больше прийти к Мие! Все ночи на месяц вперед принадлежат Акио Такухати.

При мысли о генерале Мия почувствовала себя грязной. С удивившим ее саму остервенением сорвала сорочку и залезла в офуро. Мочалка до красноты, почти до крови царапала нежную кожу, но ощущение нечистоты не проходило.

«Бежать! – Эта простая мысль так поразила ее, что девушка выпустила из рук мочалку. – Я должна бежать!»

Стражник, позевывавший у входа в «квартал ив и цветов», был молод. Привлекательное смуглое лицо, по-девичьи гладкая кожа и редкие черные волоски над губой – свидетельство тщетных попыток отпустить усы.

Мия сглотнула. Сердце заколотилось в груди с утроенной силой, страх заставил увлажниться ладони. Только бы караульный ничего не заподозрил! Только бы пропустил!

Она улыбнулась молодому самураю в надежде, что под густо набеленным лицом не будет видно, насколько неестественная и испуганная у нее улыбка.

– Я из «Медового лотоса», от госпожи Хасу. В квартал аптекарей. У нас много гостей. Вторые сутки гуляют, вот и кончилась возбуждающая настойка. – В доказательство своих слов Мия показала корзинку.

На дне корзины пряталось сменное кимоно – самое простое, из дешевой конопляной ткани. Единственная вещь, которую Мия рискнула захватить с собой, покидая чайный домик.

Самурай оживился:

– Конечно, малышка. А разрешение от «матушки» у тебя с собой?

Девушка ждала этого вопроса, но сердце все равно упало в пятки. Пресветлая Аматэрасу, как же неприятно притворяться и врать человеку в лицо! Неприятно, а еще страшно и стыдно. Вдруг он поймет, что Мия его обманывает? Какого он тогда мнения будет о ней? А если расскажет госпоже Хасу о попытке покинуть квартал без дозволения? Тогда сбежать станет много сложнее.

Все эти мысли табуном диких коней пронеслись в ее голове, но не отразились на лице. Мия демонстративно потянулась к поясу, нахмурилась, «не обнаружив» никогда не существовавшего разрешения. Потом полезла в корзинку и, наконец, развела руками с жалобной улыбкой.

– Простите… кажется, я забыла его.

Самурай подмигнул:

– Может, ты его куда засунула, малышка? Я поискать могу.

– Пожалуйста, пустите меня! Гости ждут! – В ее голосе зазвучало неподдельное отчаяние. Девушка умоляюще посмотрела на стражника и, повинуясь какому-то наитию, добавила: – А потом я вернусь, и вы сможете его поискать.

Стражник задумался. По его лицу было видно, что он почти готов согласиться. Да, конечно, это против правил – гейшам запрещено покидать «квартал ив и цветов» без специального разрешения от владелиц чайных домиков. Но ради всех богов, кому станет хуже, если девочка по-быстрому сбегает в соседний квартал и вернется? Он же не оружейный склад охраняет!

Самурай был молод и тяготился назначенной службой. Он стоял на страже всю ночь, которая оказалась на редкость бестолковой и скучной. Не было даже запоздавших гуляк, жаждущих женского тела после закрытия ворот. А тут хоть какое-то развлечение на рассвете.

Через полчаса ему сменяться с караула. Глядишь, и правда гейша даст себя «обыскать». Юноша всего месяц как охранял «квартал ив и цветов», но уже успел усвоить, что местные женщины сговорчивы и, вопреки гуляющим о них слухам, частенько готовы приласкать красивого самурая бесплатно.

Он покосился на девушку. Совсем молоденькая и такая хорошенькая. Снять бы с нее кимоно, да и…

Мия стиснула ручку корзинки вспотевшими ладонями. Утреннее солнце больно жгло красные от недосыпа глаза. Прошлую ночь она так и не уснула. Сначала продумывала план побега, а потом просто не смогла сомкнуть глаз в ожидании рассвета. Чем раньше она покинет квартал, тем больше времени будет до того, как «матушка» хватится беглянки.

Сомнение на лице молодого стражника сменилось широкой улыбкой. Он кивнул и даже сделал шаг в сторону, готовясь пропустить девушку, когда из-за его спины раздалось раскатистое: «Смирррно!»

Узнав голос лейтенанта, стражник вытянулся по струнке.

Начальник караульной части прохромал через открытые ворота, смерил въедливым взглядом сначала гейшу, а потом самого стражника.