В Бирюк - Стриптиз

Когда в мои застенки попали епископские — Софье была радость неописуемая! Из «штопальщиц» она перебралась в подземелье. Кое-кого из допрашиваемых — она знала, о многих слышала. Её показания были полезны. Некоторые персонажи «ломались», услышав о своей подноготной, о подробностях событий, про которые мы знать не могли.

Кому-то покажется странным, но две недели допросов и пыток, оказали на неё благотворное влияние — она отдохнула, отоспалась. Трифу эти дела едва не довели до анорексии. Софочка — наоборот.

Ну, не её же на дыбу вывешивают!

Нормальный здоровый эгоизм светской дамы. Так им и надо, дурням долгогривым.

Казнь и мои игры с отрубленной головой Феди Ростовского — её потрясли. А новость о приходе во Всеволжск Изяслава с дружиной — нешуточно испугала.

— Он за мной идёт?! Андрей велел меня в Боголюбово привезть?!

— Не знаю.

— Ты ж меня ему не выдашь?! С Всеволжска выдачи нет — сам говорил! Тебе лжа заборонена!

— Что говорил — помню. Сослужишь службу — не выдам.

Удивительная женщина. Даже пребывая в немалом страхе, она мгновенно уловила, что мне от неё что-то нужно. И принялась торговаться:

— Ванечка, миленький, сослужу! Конечно! Что ни пожелаешь! А ты за то — три моих желания исполнишь. По рукам?

Изображаемая ею шаловливая улыбка намекала на область жизнедеятельности, из которой последуют её «хотелки». Но я-то «тётушку» уже знаю.

— Нет.

— Ну как «нет»?! Ну почему «нет»?! Мы с тобой, чай, не чужие люди. Ты ж меня тётушкой кличешь. Иль тебе жалко? Иль боишься, что не осилишь?

Вот же… манипуляторша.

Ни сил, ни времени у меня не было. Счёт шёл уже на часы. Ещё куча дел не сделана, люди не расставлены, возможные варианты не обеспечены…

— Ладно. Исполню.

Она радостно всплеснула руками, попыталась кинуться мне на шею. Довольная, начала загибать пальцы.

— Значится так. Перво-наперво… Хочу с сыночком своим, с Изяславом повидаться. Тайно, чтобы гридни его, от Андрея даденные, не прознали, не схватили да не потащили. Уж я первенцу-то своему по-рассказываю! Про дела его папашки, Андрей свет Юрьевича. Уж Андрюшка-то потом наплачется, пескариком по сковородке наскачется…

Меня такое желание поразило. Потрясло своей… неразумностью.

Софья рассматривала своих детей, как продолжение самой себя. Даже мысль о том, что Изяслав — взрослый парень, что у него есть собственная голова, что он может в конфликте между родителями взять сторону отца…

— Гос-споди, Ванечка! Да что ты выдумываешь! Я ж его вот такусенького… он же весь из меня!

Что тот шести-восьми фунтовый кусок мяса бледно-синюшного цвета с головёнкой домиком, беззвучно открывавший ротик, вырос в самостоятельного взрослого человека. Со своими мозгами, представлениями, целями и ценностями… Нет, умом она понимает. Но не всерьёз. Это игра такая. А на самом деле… дитятко бестолковое. В пелёнки дует, пузыри пускает, ручонки бессмысленные тянет. Это давно было? — Да какое ж давно?! Я ж как вчера помню!

Послушный инструмент для создания проблем мужу, не — «человек разумный».

— Уймись, Софочка. Сперва — служба, потом — хотелки твои. Слушай внимательно.

Она, весьма довольная тем, что заставила меня принять на себя обязательства, принялась изображать «добровольное и добросовестное сотрудничество». Сосредоточенно, как примерная школьница, старающаяся не пропустить ни одного слова при объяснении важного урока, хмурила брови, то поджимала, то выпячивала губы. Выражая полное внимание и понимание поставленной задачи. Прямо — первая отличница в средней школе.

Кажется, моё поручение — обслужить Сухана — её несколько удивило. Но не сильно взволновало. Опыт «трудоустройства» в плену у литваков после «сожжения Москвы» да и вообще… Не смертельно. Подробностей и смыслов я ей не разъяснял:

— Сухан придёт за тобой. Отведёт куда захочет. Скажет — как. А ты уж расстарайся. С этими… ну, с чуйвствами жаркими. Крики там, стоны, охи-ахи… Не ублажишь мертвяка моего — уговора не было.

Это было одно из самых тонких мест в сценарии приёма княжича. Требовалась чёткая синхронизация. При том, что нужные моменты времени могли быть предварительно определены только приблизительно. Отчего приведя Изяслава в свой «театр», мне пришлось обегать избу. Чтобы скрытно от зрителя подать Сухану сигнал: в зале — аншлаг, подымайте занавес.

Премьера удалась. Зритель убыл впечатлённый. Теперь бенефициантка требует оговоренный гонорар.

«Долг — платежом красен» — русская народная мудрость.

В этот раз «платёж» и вправду вышел… несколько красным.

Ни казнь епископа, ни стремительно прошедшие приход и уход Изяслава, не означали наступления покоя. Наоборот, за эти недели накопилось куча дел, которые требовали моего внимания. Многое решали приказные головы. Но и мне доставалось.

Наконец, я выпихнул из балагана очередную партию собеседников и, сладко потянувшись, поманив за собой Сухана и прихватив рванувшегося следом Алу, потопал в баньку.

Софочка млела в парилке. Чуть прикрытая простынкой, густо намазанная какими-то сильно ароматическими маслами, она выглядела совершенно довольной. Отхлебнула из принесённой мною кружки пивка, шумно отфыркнула пену, мотнула головой, указывая подбородком, насмешливо спросила:

— Чего, племянничек, уже и не встаёт? Поистаскался, бедненький. Беречь себя надо. А то раз — и п-ш-ш…

Она старательно строила из себя «весёлую дурочку».

«Чем старательнее женщина изображает дуру, тем более злобной стервой она является» — международная мужская мудрость.

— И не говори. Такая жизнь пошла — никакой радости. Ты чего шею замотала?

— А… ошейник твой. В парилке жарко — печь начинает. Это, стало быть, будет моё второе желание. А с первым ты меня обманул. Изяслав-то ушёл, поговорить с ним — не дал. Нехорошо, племянничек, тётушку обманывать. Как же так? Ай-яй-яй. Клялся-божился…

— Ну-ну. Не торопись. Сними-ка тряпку. Мда… Так я и думал. Иди-ка сюда, к окошку.

— Да чего там? Ой, больно!

— Чирей. Шею надо чаще мыть. Ложись-ка на лавку.

Приветливо, как родному, по-улыбавшись вошедшему в парилку голому Сухану, Софочка, отнюдь не смущаясь своей наготы, немного стриптизнула, увлекательно покачав верхом и покрутив низом, улеглась животом на лавку, свободно раскинулась, старательно изображая полноту неги на довольно узкой и короткой лавочке, поёрзала, и томно спросила:

— Ну. И чего теперь будет? А, мальчики?

— Лечить тебя буду. Дай-ка ручки. И вторую.

Неторопливо свёл кисти её рук под лавкой, так, чтобы ножки не позволили вывести их вперёд, защёлкнул наручники. Она не сразу среагировала, я успел накинуть браслет второй пары на её лодыжку.