Ярослав Туров - По полю мёртвых одуванчиков

Маша переоделась в ночнушку и легла на кровать Светы. Из-за храпа отца очень долго не могла уснуть, но усталость взяла своё, и Маша провалилась в тёмную пучину беспокойных снов.

Рано утром её разбудил тяжёлый стон отца. Натянув джинсы и толстовку, она вышла к нему, и увидела, как отец яростно хлещет минералку из пластиковой бутылки.

– Проснулся?

– Что вчера было? – резко спросил он. Из небесно-голубых глаза его стали красными.

– А ты совсем ничего не помнишь?

– Отвечай, когда я тебя спрашиваю, а не задавай глупых вопросов!

– Ты ползал на коленях и божился, что больше не будешь пить, говорил, что тебя сделали начальником, и теперь я не буду ни в чём нуждаться.

– У тебя такой тон, будто ты меня в чём-то обвиняешь, – отец смерил её тяжёлым взглядом.

– Обвиняю? Да я тебя ненавижу, папочка! Понимаешь? Не-на-ви-жу! Ладно бы ты просто нажрался, как свинья, у себя там, в деревне, я б и бровью не повела, так нет же! Ты сделал всё с выдумкой, с фантазией, ты же у нас творческая натура! В город приехал, кредит как-то достал, наобещал мне в три короба, заставил меня в тебя поверить, что самое страшное…

– Так, а ну заткнись, ты, потаскуха! – крикнул он и швырнул в неё пустой пластиковой бутылкой, но Маша легко увернулась.

– Да, я та ещё потаскуха! Вчера целый час твою вонючую пьяную тушу по дворам таскала, чтобы ты в чистоте и тепле дрых, а не на улице в песочнице! Сказал бы спасибо!

– Пошла вообще на хер отсюда, чтоб глаза мои тебя не видели! – заорал он во всё горло.

– Что? Это я должна уходить? – задохнулась Маша – Это моя квартира вообще-то, это ты должен уйти!

– Ты, проститутка малолетняя, ещё мне будешь указывать, что мне делать! Где мой ремень? – и отец, будучи в одних семейных трусах и майке, стал озираться в поисках брюк. Маша мигом сообразила, что ещё чуть-чуть – и будет совсем плохо, схватила с тумбочки ключи и телефон и метнулась в прихожую. Отец поймал было её за локоть, но Маша вырвалась. Стащив с полки кроссовки, Маша выбежала в подъезд, как можно быстрее захлопнула дверь и дрожащей рукой начала совать ключ в замочную скважину. Тот всё никак не хотел попадать, и только когда с той стороны двери раздался сильный удар кулаком о железо, ей удалось, наконец, попасть и запереть дверь на два оборота.

– Э, доча, ты чего? Я же пошутил насчёт ремня! Открой дверь! Давай поговорим нормально!

Маша не нашла в себе сил сказать что бы то ни было, её всю трясло от страха. Так в своей жизни она не боялась ещё никогда.

– Открой дверь! Я тут всю квартиру нахрен расшибу, если не откроешь!

Это подействовало на Машу как удар тока.

– Только попробуй! Я тебя в полицию сдам! – крикнула она дрожащим голосом.

– Ах ты сука неблагодарная! Я ж тебя растил, я тебе вот этими руками в детстве укачивал! Да будь ты проклята! Слышишь? Проклиная тебя!

– Пошёл ты со своими проклятиями куда подальше, – проговорила тихо Маша, быстро обулась и вышла во двор. Вслед ей неслись отнюдь не пожелания счастья и любви. Что делать дальше, она не представляла. Решение пришло минут через десять.

– Ксю! – сказала Маша в трубку, автоматически набрав знакомый номер. – Мне срочно нужна твоя помощь, у меня большие проблемы.

– Приезжай, – ответила трубка.

Была суббота, на город опускался вечер. Поезд пока не успел наполниться людьми, до отправления оставалось ещё минут пятнадцать. Маша с большой сумкой через плечо вошла и села у окна в самом конце вагона. Позади был чертовски тяжёлый день.

Ксюша, её милая Ксю, в которой она так глупо сомневалась, спасла её. Они вместе обсудили всё, что случилось, так что Маша смогла перевести дух и оправиться от шока, после чего девчонки вместе с папой Ксюши, подполковником полиции, отправились к Маше домой. Отец сдержал обещание – в квартире всё было перевёрнуто вверх дном, когда они открыли дверь и вошли. Вещи вытряхнуты из шкафов, половина посуды перебита, мебель опрокинута. Хорошо хоть окна не разбил. Отец Маши сидел посреди всего этого хаоса на груде тряпья и горько плакал. Всю дорогу до дома Маша тайно надеялась, что он извинится и возьмёт свои страшные слова назад, но отец на неё даже не взглянул, он просто нацепил свой мятый костюм, взял сумку и ушёл. Папа Ксюши хотел его задержать, но девчонки его отговорили. Потом они полдня потратили на то чтобы хоть как-то привести квартиру в порядок. Что-то сделать им удалось, но до совершенства было ещё далеко, и Маша чувствовала, что по возвращении соседок у них состоится долгий серьёзный разговор. Ещё она поговорила с мамой и рассказала ей всё. Та не удивилась, только предложила купить билет на поезд и приехать. Маша не стала возражать.

Наконец поезд тронулся, и за окном замелькали серые фьорды многоэтажек. Вот уже навстречу ей несутся вышки ЛЭП, потом их и вовсе сменяет глухая стена леса. Звонит телефон. На проводе ОН.

Это ты… Я думала, ты уже никогда не позвонишь. У меня столько всего произошло, столько надо тебе рассказать. Где я? Я… я в поезде, еду домой. Это долгая история. Кастинг? Какой кастинг? Ах, это… Я не пошла на него. Просто решила, что это не для меня. Знаешь, я должна тебе кое в чём признаться. Я тебя люблю. Больше всего на свете. У меня нет человека ближе и роднее, чем ты. Прости меня, что вела себя как последняя стерва. Нет, ты тут совершенно не причём, это всё я, моя вина. Просто я слишком устала. Устала настолько, что начала забывать самые простые вещи. Забыла о том, что действительно важно. Знаешь, милый, нас скоро могут разъединить, в этой глуши связь ловит ужасно. Расскажи мне что-нибудь, пожалуйста. Мне это правда интересно.

И ещё минут двадцать она слушает его голос. Он успокаивает, словно бальзам, что она втирает себе в виски при головной боли. Она смотрит себе в душу и понимает, что не солгала, когда сказала, что любит. А потом связь обрывается. Состав замедляет свой ход, объявляют следующую остановку. Маша сходит, поезд стоит ещё полминуты и уезжает. Девушка остаётся совсем одна на платформе. Вокруг насколько хватает глаз – сосны. Очень тихо, только ветер шумит.

Её станция. Она дома.

Макс возвращался домой с очередной пьянки, когда ему пришла смска от Поли: «На президента было покушение, адок-адок!!!».

– Ну, офигеть теперь, – пробормотал он. Увы, денег на звонок подруге не было, поэтому он быстро набрал ответ: «Франца Фердинанда уже убили. Поздравляю с началом Третьей мировой!» – и отослал.

Был приятный летний московский вечер, солнце уже пару часов как село, и на небе сквозь лёгкую дымку виднелись редкие звёзды. Потыкав в экран смартфона, Макс с разочарованием убедился, что мобильный интернет снова ни черта не грузит, а это значит, он не узнает, что же именно произошло, пока не вернётся в свою однушку, которую снимал на Калужской в двух шагах от метро.