Иван Воронежский - Ветры судьбы

© Иван Воронежский, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Остатки советского величия в деревне.

Написать про все это меня подтолкнула перестройка. Когда вместо обещанных улучшений в результате шоковой терапии и ускорения мы потеряли уникальную страну. В большой афере был ограблен её теперь уже поредевший народ, после чего все чаще в парламентах на постсоветском пространстве раздаются слова о новой миграционной политике. Прошли уже более двадцати лет «преобразований» и сжимается в комок мое сердце при виде разрушенных фабрик и заводов, заросших бурьяном полей, наспех демонтируемых животноводческих комплексов и птицеферм. На фоне такой разрухи даже фантастически красивые, но пустые автозаправки также выглядят убого. В результате культурных преобразований горы литературы сданы людьми в макулатуру для поддержания своих семей. Взамен появились шедевры про каких-то «антикиллеров». Воспевались герои-бандиты, отрезающие гениталии и скармливающие их собакам. Насилие и бандитизм не просто возводилось в норму жизни, а становились примером для подражания. Мы давно забыли, как может быть интересна судьба простого человека, прошедшего мясорубку нашей истории. И вот однажды я взял бумагу и перо. Одна страница в день, нелегок труд писателя.

Я заранее извиняюсь за неприятные моменты, которые иногда могут испытать читатели. Жадность, подлость, трусость, властолюбие, граничащее с маниакальным садизмом, не черта какой-то нации. Они присущи каким-то определенным личностям, далеко не лучшим представителям человечества вообще. Уже прошло три года моих стараний. Жизнь менялась, и я не успевал завершить то, что было задумано, чувствуя, как рвется сюжет. Как получилось? Об этом судить тебе, дорогой читатель.

События в этой книге во многом надуманные и не претендуют на историческую подлинность. Имена героев – это наши бабушки и дедушки, одноклассники и однокашники, коллеги по работе, просто друзья и знакомые.

Эту книгу я посвящаю им.

Детские глаза становились все шире и шире на искаженном от ужаса лице, в то время как страх все больше заполнял её сердце. Прижавшись спиной к холодной стене крестьянской хаты, она чувствовала, как холод пронизывал её тело до мозга кости. Она сидела на земляном полу, обнявши свои колени худыми руками, и в течении последнего часа не могла отвести свой взгляд, тупо направленный на двери спальни. Её хрупкое тело бесконтрольно дрожало.

Из спальни уже не один час вырывались продолжительные стоны и крики, которые она уже не могла переносить. Еще никогда она не слышала, чтобы Таня так себя вела. Никогда.

В их семье Татьяна, всегда такая нежная и доброжелательная, никогда не повышала голоса, и все тягости жизни переносила молча и терпеливо. Но сегодня её старшая сестра Таня была совсем другой. Этим вечером маленькая девочка, молча и испуганно, смотрела из темного угла на то, как её любимая сестра, упавши на соломенный матрац своей лежанки, страстно стала молиться, обративши взор к помазанному глиной подволоку избы. Бледные губы Татьяны неистово шевелились и не производили ни звука, а из печальных и испуганных глаз нескончаемым потоком лились слезы. Нежная кожа покрылась пупырышками и потом. Их отец Антон, хлопнув дверью, выбежал в морозную ночь за знахаркой и до сих пор не вернулся. Обеспокоенная мать Катерина металась по хате, готовя воду и все необходимое для родов.

«Помогите! Господи! Помогите… Пресвятая богородица… Мамо! Ну, кто-нибудь… Помогите», – охриплым голосом звала сестра на помощь, когда следующий спазм невыносимой боли корчил её тело.

Маленькая девочка, забившись в угол, все сильней и сильней прижимала ладошки к своим ушам, не в состоянии переносить стоны своей сестры. Затем, внезапно, неимоверно громкий крик с глубоким выдохом вырвался из сухих Татьяниных губ.

И вот мама Катерина, повернувшись к своей меньшей дочке, наконец-то заговорила.

– Ефросинья! А ну скорей! Быстро неси чистое полотенце из комода.

Восьмилетняя девочка вскочила на ноги и поспешила, повинуясь голосу матери. Схватив чисто постиранную ткань, она быстро передала в руки матери.

– Ну, вот и все! Все хорошо, девочка моя! Ты у нас умница, – монотонно приговаривая, как молитву, Катерина обернула комочек в ткань и мастерски полоснула ножом по пуповине, отделив ребенка от тела молодой мамы.

– Кто там мама? – тихо прошептала Таня. – Мальчик или девочка?

Несмотря на неимоверное облегчение, Татьяна не могла поднять веки, чтобы взглянуть себе под ноги.

– Какая тебе разница, – недовольный голос матери был груб и не дружелюбен, – лежи и не двигайся, я сейчас вернусь.

Обеспокоенная Ефросинья продолжала наблюдать за всем из своего темного угла. За тем, как нагнувшаяся фигура матери выпрямилась и быстрым шагом направилась к двери. В её руках извивалось тело ребенка, эти скривленные в гримасе маленькие губы на поморщенном розовом, даже почти красном лице, издавали высокого тона крик в протест суровому миру, куда он явился.

Маленькая Ефросинья вздохнула.

«Ребенок! Наша Таня родила ребенка!» – Осознание этого факта волновало душу девочки. – «Значит, Рита была права!» Шульга Рита, её подружка по песочнице, жившая неподалеку, однажды сказала ей, что Татьяна собирается родить ребенка. Но Ефросинья до сих пор не верила. Она даже ответила ей: «Рита, ты мне просто врешь».

Но Рита не сдавалась. Качая своей русой головой, Рита продолжала уверять свою подружку: «Моя мамка так сказала, а значить так оно и должно быть». Потому что никто не знает про детей лучше, чем её мама Лена, которая принесла в этот мир их целых двенадцать.

Но Ефросинья, считая себя умнее своей подружки, продолжала сомневаться. Она, с глубоко округленными от удивления глазами, смотрела как её подружка, помогая себе жестами, пыталась убедить её в этом.

– Это здесь, – моргая глазенками, Рита поглаживала свой живот. – Твоя Таня растит его здесь и однажды она его выродит на кровать или на пол. Как ваши куры кладут яйца.

Ефросинья с трудом воспринимала невероятную для её детского ума информацию. Нельзя было отрицать, что старшая сестра становилась все толще и полнее. Особенно вырос до неимоверных размеров её живот, который создавал большие неудобства, когда Татьяна взбиралась на кровать рядом с Ефросиньей.