Ольга Иванова - Пьеса для двоих

Юлька влетела в знакомый подъезд, в считанные секунды преодолела несколько лестничных пролетов, отделяющих ее от нужной квартиры, и с силой нажала на кнопку звонка. Прошло две или три минуты, за которые Юля успела отдышаться после своего бешеного кросса, пока наконец не открылась дверь и на пороге не показалась заспанная Ирка, на шее которой в несколько слоев был обмотан толстый шерстяной шарф в веселенькую желто-розовую полосочку.

– Чего так долго? – нетерпеливо проговорила Юля, бесцеремонно протискиваясь мимо подруги в квартиру.

– Между прочим, я болею, если ты не забыла, – просипела Ирка, закрывая за ней дверь.

Юля тем временем бросила свой школьный рюкзак на пол рядом с вешалкой и, попутно стряхивая с длинных каштановых волос налипший мокрый снег, стала расстегивать зимнюю болоньевую куртку, подбитую искусственным мехом. Куртка была дешевой, купленной у челноков на вещевом рынке, непонятного грязно-сиреневого цвета, который дико раздражал саму Юльку, поэтому она всячески пыталась облагородить свой наряд, освежая его яркими, собственноручно связанными шарфиками и шапочками, которых у нее было несколько и которые она чередовала по настроению. Например, в этот день на ней красовался вязаный комплект приятного цыпляче-желтого цвета.

– Ты чего такая счастливая? – Ирка, скрестив руки на груди, наблюдала за подругой. – Глаза аж светятся! Пятерку по физике получила, что ли?

– Лучше!..– загадочно ответила та, стягивая сапоги. – А физичка, кстати, интересовалась, когда ты выйдешь… «До конца четверти осталось меньше месяца, а ей еще две тройки исправлять», – перекривляла Юлька учительницу, сдавленно хохотнув.

– Перетрется, – пробурчала Ирка и направилась на кухню. – Чай будешь?

– Давай, – Юля пошла за ней.

– Выкладывай, какое там счастье на тебя свалилось? – Ира достала доску с ножом и начала нарезать батон толстенными ломтями.

– Меня взяли в спектакль! – торжественно произнесла Юлька, усаживаясь на табуретку.

– Это что ль в «Ромео и Джульетту»? – усмехнулась Ирка и полезла в холодильник в поисках варенья. – Там, где играет твой ненаглядный Врублевский?

– Ага! – кивнула Юлька. – И знаешь, какая роль?

– Судя по тому, что у тебя сейчас рот до ушей, то это – Джульетта, – заключила подруга, выставляя на стол масленку, сыр, сахарницу и банку с клубничным вареньем. – Только не пойму, куда дели предыдущую Джульетту?

– Она неожиданно сломала руку и теперь у нее гипс, – радостно сообщила Юля. – А показ спектакля меньше, чем через месяц!

– Короче, не было бы счастья, да несчастье помогло… Имеется в виду, несчастье бывшей Джульетты, – Ира, разлив горячий чай по чашкам, села за стол рядом с подругой. – И теперь ты играешь в паре со своим обожаемым Ромео…

Юлька снова радостно кивнула и приступила к намазыванию варенья на хлеб.

Театральный кружок, которым взялся руководить учитель русского языка и литературы Михалевич Николай Степанович, открылся в их школе еще в прошлом году. Однако первые поставленные спектакли получились совсем детские, и задействованы в них были в основном младшие школьники. Зимой же этого учебного года Николай Степанович решил заняться постановкой шекспировской пьесы «Ромео и Джульетта», в которой бы участвовали именно старшеклассники. Вначале набор актеров проходил в «добровольно-принудительном» порядке, но после того, как на роль Ромео вызвался никто иной, как Роман Врублевский, ситуация коренным образом изменилась: народ валом повалил пробоваться на любые роли.

Роман Врублевский – одиннадцатиклассник, главный нападающий школьной баскетбольной команды, самая популярная персона в школе, душа любой компании и просто чертовски симпатичный молодой человек. Все без исключения парни не отказались бы стать его приятелем и погреться в лучах его популярности. Практически все девчонки в школе были без памяти в него влюблены. И девятиклассница Юля Емельянова не стала исключением. Правда, она наотрез отказывалась относить себя к влюбленным фанаткам Романа. « Я не влюблена в него! – горячо убеждала она свою подругу. – Я люблю его, ясно? А влюбленность и любовь – разные вещи!» На что Ирка (одна из немногих, на кого не действовали чары Врублевского) скептически ухмылялась: «Ты считаешь, ему есть хоть какое-то до этого дело?». Юля пусть и обижалась на это, но понимала, что в словах подруги есть доля истины, и не малая: Роману Врублевскому не нужна была ее любовь, впрочем, как и она сама…

– И теперь ты считаешь, – Ирка откусила от ломтя батона, густо намазанного вареньем, – что у тебя появилась надежда?

– Да, – выдохнула Юля, тоже отправляя в рот бутерброд.

– Надежда на что? – Ирка, кажется, вновь решила занять позицию правдоруба. – На то, что звезда-Врублевский наконец-то заметит тебя? Забудь! Ты для него просто малолетка. Отыграете спектакль, и он о тебе даже и не вспомнит!

И снова Ирка как в воду глядела. Роман, конечно же, не увидел в Юле Емельяновой девушку своей мечты. Более того, он относился к ней, как старший брат к младшей несмышленой сестренке – иронично-покровительственно. Он ни разу не назвал ее по имени, а только «Джульетта», и непременно с усмешкой: «О, а вон Джульетта пришла!», «Джульетта, ты скоро?», «А где наша Джульетта?» и тому подобное. Даже встречаясь с ней на перемене, он мимоходом кидал ей насмешливое: «Привет, Джульетта!», и, не задерживаясь ни на секунду, тут же исчезал из поля зрения, по-видимому, спеша на встречу своим суперважным делам Звезды Школы. Через две недели репетиций Юля вообще начала сомневаться в том, знает ли Роман Врублевский ее имя, не говоря уже о фамилии.

– Может, тебе прическу изменить? – посоветовала ей Ира, видя, в каком депрессивном настроении в последнее время та пребывает. – Волосы, там, обрезать? Или цвет поменять?

Юля в ответ только с ужасом воззрилась на лучшую подругу, отрицательно мотая головой: она считала собственные светло-каштановые блестящие волосы чуть ли не единственным своим достоинством (конечно же, после глаз – больших, чуть раскосых, редкого зеленовато-бирюзового цвета, с длиннющими, практически не нуждающимися в подкрашивании, ресницами) и была просто уверена, что никогда, ни при каких обстоятельствах не обрежет и не изменит их цвет.

– Или краситься поярче? – продолжала советовать Ирка. Она сама уже лет с тринадцати постоянно ставила эксперименты над собственной внешностью, с завидной регулярностью меняя длину и цвет волос, а так же степень интенсивности макияжа на хорошеньком девичьем личике. В данный момент ее от природы светло-русые волосы были коротко подстрижены и выкрашены в эбонитовый цвет, серые глаза подведены иссиня-черным карандашом, а ресницы густо намазаны тушью.