Александра Арсентьева - Любовь не терпит сослагательного наклонения. Роман

– Сет, я пойду ко всем. Ты здесь останешься?

– Да.

Одри ушла, робко оглядываясь на Сета и удивляясь его смелости. Сет всегда был отчаянно смелым и в некоторых ситуациях откровенно лез на рожон. Зачем – она себе даже не представляла. Совсем недавно получил за это и вот опять. Даже профессор Ной ему однажды двинул, что говорить об остальных.

– Я… мы просто разговаривали, – сказал Сет профессору.

Профессор молчал.

– Я же не на исповеди… профессор Лефтерис.

– Жаль, что ты не мой студент. Я бы имел возможность не просто отчислить тебя, а унизить. Говори правду!

– Лучше не надо, а? Я уже сказал правду и она Вам не понравилась. Эта… хуже.

– Целовались? – профессор сверлил взглядом Сета.

– Шутите, да? Я… только чуть-чуть… Я делал попытку, только и всего.

– Говори мне всегда правду, Сет. До самой смерти.

– Моей или Вашей? Вы же меня… не убьете?

– Не убью… пока. До тех пор, пока ты рассказываешь мне правду о себе… и о моей жене.

– Вы – сумасшедший.

– Нет. Думаешь, легко ревновать? Имея такую внешность, как у меня и находясь в этом возрасте, что бы ты стал делать?

– Не знаю.

– Ты умный парень. Смелый, на грани наглости и дерзости, и честный. Знаешь. Ревновать. И я… ревную. Шел бы ты отсюда…

– Я пойду, – принял предложение Сет и ретировался.

Плутон немедленно попросил Роберто Барберри переговорить со своим сыном.

– Сделай это прямо сейчас. Мой сын… Он, как бы это сказать… импульсивен. Нет, даже не то… Он не понимает слова нельзя.

– Да уже вижу. Я для всех какой-то Зевс – громовержец, что решает семейные проблемы, проезжая на огненной колеснице, запряженной своими людьми, готовых выполнить любое мое приказание.

– Это… так сложилось. Ты суров, но справедлив.

– Думаешь, мне самому это нравится? Я поговорю со Стаматисом. Сомневаюсь, что он меня послушает, конечно.

Сет подошел нехотя.

– Знаменитый миллионер Роберто Барберри! Давайте, читайте свою мораль: я приготовился слушать.

– Дерзкий молодой человек, в моей семье уже был случай неповиновения. Второго я не допущу.

– Это Вы про Эпафа, Вашего нынешнего зятя? Слышал, что он был любовником Вашей дочери прежде, чем жениться на ней… законно. Я сейчас нарываюсь… Собственно говоря, я всегда нарываюсь, но что поделаешь? Такой я есть. У меня такой характер и менять я его не собираюсь даже ради такого уважаемого человека, как Вы.

– Почему? – серьезно спросил Роберто.

– Я люблю Вашу внучку. Она красивая, добрая, вежливая, талантливая и честная.

– Себе во вред.

– Одри не вредит честность. Она любит своего мужа и никогда ему не изменит.

– Но Вы-то хотите этого.

– Я не хочу, чтобы она изменяла мужу. Это… получается само собой.

– Как это?

– Вы любите свою жену, верно? Как Вы ее добивались – легенда.

– Афродита любит меня с первой встречи.

– Да-да, любит нищего и когда узнала, что спустя пару лет Ваше материальное положение улучшилось, бросила Вас и побежала покорять вершины науки. Хотела стать великой Склодовской – Кюри.

Роберто нахмурился.

– Много говорите, молодой человек.

– Много думаю. Обычно тот, кто много думает, отличается здравыми рассуждениями в присутствии знаменитых миллионеров, не подозревающих о том, что не они одни такие умные.

Роберто нахмурился еще сильнее.

– Вы и отцу дерзите?

– Всем, кроме Одри. Точнее сказать, ей тоже, но по-другому. Я с ней нежен.

– Зачем?

– Она… сексуальна. И мне не нравится, что все мои коллеги и друзья, видя в ней порядочную и удивительно серьезную женщину, начинают за ней ухаживать. За порядочной девушкой, такой, как она, не ухаживают – ее боятся, как огня. Она настораживает.

– И вызывает желание. К профессору Ною ее не ревнуете?

– Нет. Какой смысл ревновать к мужу? У них и секса-то приличного нет.

– Откуда Вы знаете?

– Чувствую и… понимаю. Профессор ни разу не говорил ей, что любит, на языке секса.

– Это как? – удивился Роберто.

– Ни разу не спал с ней так, чтобы на следующее утро ей было стыдно, что она все еще хочет его.

– Господи, что Вы говорите!

– Всего лишь то, что думаю.

– Одри не смейте говорить этого!

– Если Вы знаменитый миллионер Роберто Барберри – это вовсе не означает, что Вы можете диктовать мне свои правила жизни.

– Оставьте Одри в покое.

– И как, по-Вашему, я могу это сделать? Мы вместе работаем. Она безумно влюблена в актерский талант Шах Рукх Кхана, и я обещал ее с ним познакомить. У них все сложится: она ему понравится, и будет писать для него сценарии.

– Профессор Ной знает об этом?

– Он такой скучный. Что она в нем нашла? Если ревность и порядочность – так у меня все это есть, я еще и интересный.

– И наглость присутствует. Странно, но Вы совсем не похожи на своих родителей.

– Да я вообще от соседа. Так мама шутит. Ну, я надеюсь, что шутит.

– Если Вы будете продолжать приставать к Одри – у нее тоже появится внебрачный ребенок от соседа.

– Я не люблю детей. Мне нравится только Рухсар. Просто она дочь моей любимой женщины. Если у Одри появятся еще дети, я буду их всех любить. Кстати, Одри часто оставляет дочь со мной. Говорит, что я прекрасный отец.

– Ну, и нахальны же Вы!

– Знаю: Ваш зять отдыхает по сравнению со мной. Зато Эпаф хорош в постели, а профессор Ной что? Пустой предмет мебели. Лучше бы не мужа завела, а шкаф купила.

– Жаль, что я уже староват…

– Чтобы мне шею намылить? Вы считаете, я могу пригласить их обоих – Одри и ее профессора – в гости? У меня большая квартира и недавно я встретил хорошую в общем понимании девушку.

– И при этом пристаете к моей внучке?

– Я, видимо, равнодушен к хорошим девушкам. Мне нравятся только чужие жены. Серьезно: мы можем дружить семьями. Посмотрите, я с Вами вежлив – более того, я у Вас разрешения спрашиваю.

– Пригласите, если Вам хочется.

– А Вы меня не осудите?

– Вас профессор Ной осудит… но потом, когда Вы как следует нарветесь.

– Знаете, что я думаю о Вас?

– Не имею понятия.

– Вам не дашь 74 лет. Максимум 50. Это не лесть – Вы действительно сильный человек.

– Спасибо. Жена меня любит. Больше мне ничего не нужно. А еще я хочу, чтобы моя дочь и мои внуки были счастливы.

– Одри счастлива. У нее есть ее профессор. Она в нем души не чает. Тоже мне, антиквариат!

– Простите?

– Он стар для нее. Алфавит вызубрил, выучил пару не очень хороших стихов о любви на греческом и стал мне их в лицо тыкать. Тогда я просто испугался натиска, а сейчас… я хочу и могу положить мир к ее ногам. Я главный редактор издательства. Если я решу – оно будет принадлежать Одри. Собственно говоря, я уже это решил.

– Я бы не советовал ей соглашаться. Любые подарки имеют цену.