Натали Бланш - Пришелец

Саша постучал по наушникам, сказал что-то, улыбаясь, но когда увидел её лицо с огромными чёрными от расширенных зрачков глазами, улыбка сбежала с лица. («Опять что-то не так. И снова – ни слова мне. Разве так дружат?»)

Костя делал уроки, Вова что-то мастерил для своих занятий по каратэ, Сергей мучился с уравнениями.

Надя поставила песню сначала.

– Я говорю, ты бы записала целую кассету и слушала, а так всё время перематывать – вспотеешь.

Опять Сашка. Но у неё не было сил отвечать. Не было сил даже улыбнуться.

Зачем я тебя оттолкнула?

Она вспоминала и вспоминала без конца… Где эти сильные руки, обнимавшие её так крепко? Никто никогда не обнимал её так. Никто никогда не целовал…

Зачем я была такой упрямой? Теперь ты, наверное, думаешь, что совсем не понравился мне, и даже не знаешь, глупый, как ты мне нужен, как сильно, невыразимо сильно я хочу тебя увидеть, услышать твой голос. И никогда не узнаешь… Нет!! Позвони!!!

И снова музыка спасала, вставая между нею и её отчаянием, между её болью и этой чёрной мглой, готовой её поглотить.

Больше выдержать она не могла – убежала в свою комнату и уткнулась лицом в подушку.

Все вокруг были заняты своими делами, никто ничего не замечал, только тётя Лида что-то заподозрила или угадала женским чутьём.

– Чего цэ ты нос повесила? И не снидала ничого. По дому заскучала? Ни?

Надя отрицательно мотнула головой, прижавшись к стене.

– А щё? Ну, говори, хиба я не бачу…

И она рассказала самую суть: познакомились, встретились два раза, а потом вот как вышло… Она сама не знала, зачем рассказывает – не было больше сил выносить эту муку в одиночку.

– Тю! Нашла о чём плакать! Забудь и думать! Это не те люди, что будут встречаться. Ему просто нужна женщина… А ты ищи себе хорошего парня, чтоб с квартирой, с машиной, поняла?

И сон не шёл к ней. А когда, наконец, уснула, измученная непонятной болью, то и во сне продолжала прислушиваться и мгновенно открывала глаза, если казалось, что звонит телефон.

«Он так и не позвонил!» – было её первой мыслью на следующее утро. Сердце билось в каком-то ненормальном учащённом ритме, она всё время слышала гулкий частый стук, как будто бежала кросс.

А может быть, он потерял телефон? Или записал неправильно? Приехал – меня нет. Позвонить тоже нельзя. И вот это… потому… вместе такое, да-да, так вполне может быть! Ведь если мне в начале было почти всё равно, а теперь вдруг такое, то невозможно, чтобы он был спокоен, ведь он вёл себя куда боле пылко! Если не притворялся, – тут же скептически заметила она. Я слышала, как стучало его сердце. «Мне жарко, но не потому, что окно закрыто». И теперь он, наверно, думает: она не приехала потому, что не хочет меня видеть. Какая злая ирония: я убедила его в том, что он мне неинтересен – теперь, когда сама поняла, что мы подходим друг другу! Боже мой, какая я дура! Ведь ты же прав, прав! Почему я не понимала раньше? Если бы эта встреча была случайной, как много раз раньше, не было бы теперь такого со мной. О, Кунди!»

Пытаясь как-то занять себя, она настрочила письма Люде и Ире, выплеснув наружу часть своей боли. Но сердце не успокаивалось.

Наверное, и он сейчас так же, как я.

Ей почему-то казалось, что так и есть, иначе она не могла объяснить эту вдруг поднявшуюся в душе бурю.

Он ведь ничего не знает, кроме телефона, и если телефона нет или неправильно записан, то он думает, что больше никогда меня не увидит. Он не может меня найти. А я? Я знаю, где живёт его друг. Я могу пойти и спросить… Но она тут же отвергла эту мысль. Ну, что она скажет другу? Оставалась другая зацепка – она знала, где он учится и улицу, на которой живёт. «Общежитие на Ломоносова. Ты знаешь Ломоносова?» – и ей так живо представилось его лицо. Да, всё возможно!

Надя оделась и выбежала на улицу, где и провела весь день в беспорядочных блужданиях и мучительных размышлениях.

А вечером, когда стемнело, она, опираясь то на сведения, полученные от прохожих, то на свою интуицию, оказалась на Ломоносова… и все её надежды разлетелись, как карточный домик: небольшая улица, квартала два, была сплошь занята студенческими общежитиями. Ничего подобного она не ожидала… Он где-то здесь, за этими каменными стенами.

Неужели ты не слышишь, как бьётся моё сердце? Неужели ты всё лгал – и лгал не только словами? Лгали твои умоляющие глаза, твои сильные руки и горячие губы? Ты так стремился убедить, удержать меня, предотвратить бегство и разлуку!

Устав за день, она уснула быстро и спала без сновидений, а на утро, только открыв глаза, почувствовала: что-то изменилось; ей всё ещё было безумно жаль и сердце так же ненормально быстро билось в груди, но впереди уже забрезжил какой-то просвет, и Надя поняла, что самое худшее позади, и силы возвращаются к ней.

«Либо я его найду – и тогда будь, что будет. Либо забуду без всяких колебаний, потому что невозможно жить в аду!»

И в голове сам собой созрел чёткий план: поехать на Ломоносова, спросить в любом общежитии, где живут студенты сельхозакадемии, агрохимики, а там спросить у дежурной, в какой комнате живёт Кунди из Эфиопии. Жаль, что не спросила фамилию… Если на каком-нибудь этапе произойдёт сбой, и она не сможет его отыскать – значит, всё это ерунда и больное воображение. Тогда всё забыть и перестать себя мучить! А если же случится чудо – иначе не назовёшь, – и она снова его увидит, – значит, это судьба, и пусть она решает.

«Господи, ты знаешь, я верю Тебе. Я всё предаю в Твои руки. Если Кунди только случайность, то помоги мне его забыть. А если это Ты послал мне его, Господи, то сотвори чудо! Пусть я снова его увижу! И тогда пусть всё будет так, как Ты хочешь… Если это случится, если возможно такое чудо, и Ты захочешь его для меня сделать, то я поверю в Тебя навсегда, без сомнений и колебаний, бесповоротно и окончательно. Прошу, Тебя, Господи!»

И она повесила на шею крестик, который купила во Владимирском соборе.

Вот как получилось, что около пяти часов Надя снова оказалась на Ломоносова, узнала, что студенты-агрохимики живут в общежитии номер пять, но дальше этого дело не пошло. Она просто не могла заставить себя войти в общежитие. Ей вдруг сделалось невыносимо стыдно. Мимо проходили студенты, весёлые парни и девушки, обменивались приветствиями и репликами, и Наде казалось, что все они видят в ней чужачку и догадываются о цели её приезда. Войти в общежитие, начать расспросы было выше её сил. И что она ему скажет? А вдруг она всё себе придумала, тогда как он уже и думать о ней забыл?