Таня Винк - Прости за любовь

Девушка стряхивала грязь с белого свитера.

– Гражданка, что происходит? – крикнул Рудько.

– Ничего! – Девушка скомкала свитер и направилась к сумке.

– Это ваши вещи?

– Мои.

– Как они здесь оказались?

– Оказались – и все!

– Тэ-экс… Ваши документы.

– Если найду.

– Где найдете?

– Вот здесь! – она развела руками.

Подошел второй полицейский.

– Ее вещи вылетели из окна, – подала голос женщина с колбасой. – Я как раз дорогу переходила и все видела.

– Из какого окна? – спросил второй полицейский, с любопытством оглядывая добротную пятиэтажку.

– Вон из того, на четвертом этаже, – женщина показала на окно, – второй подъезд, от лифта направо. Я живу в этом доме, в третьем подъезде.

– Вот что, Сердюк, – сказал Рудько, – иди в квартиру и выясни, что там произошло.

Сердюк вернулся минут через пятнадцать с женщиной в короткой куртке, лосинах и сапогах на шпильке. Под мышкой она держала злобно тявкающую собачонку с алым бантом на мохнатой голове.

– Товарищ старший сержант, вот паспорт этой, в одном сапоге, – сказал Сердюк, протягивая паспорт, – она работает домработницей у гражданки Федченко и живет у нее.

Старший сержант взял паспорт.

– Вы гражданка Федченко?

– Да.

– Это мой паспорт! – воскликнула девушка, держась на расстоянии.

– Да, ваш. Тэ-экс… – Полицейский полистал документ. – Шумейко Катерина… Родилась восьмого декабря тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. – Он перевернул странички. – Вы из Луганской области?

– Да, из Луганской.

– Беженка?

– Да, беженка.

– А документ где?

– Он с паспортом лежал.

– Почему не принесли удостоверение беженца? – спросил он у Федченко.

– А я что, видела его?

– Оно там же, в ящике! – Шумейко злобно пялилась на хозяйку, будто хотела испепелить ее взглядом.

– Я не видела. И вы мне про него не сказали.

– А вы сами не понимаете?! – Рудько повернулся к Шумейко. – Где вы живете, гражданка Шумейко?

– В Бердичеве. А вообще, живу там, где работаю.

– Ваши документы! – Рудько посмотрел на собаковладелицу.

Дамочка вынула из кармана куртки права.

– Тэ-экс… – Старший сержант качнулся на каблуках. – Так что произошло, гражданка Федченко?

– Понятия не имею!

Рудько приподнял брови:

– Значит, получается, что ваша домработница выбросила свои вещи в окно и убежала?

Федченко кивнула.

– А деньги и документы забыла?

Федченко закивала мелко и часто, как болванчик.

– И вы никак не отреагировали?

– А как я должна была реагировать?

– Вызвать полицию, скорую. Шумейко беженка, у нее мог быть нервный срыв. А если бы она вслед за вещами? А?

– Что? У меня нервный срыв?! – воскликнула Шумейко. – Это у нее не все дома!

Рудько примирительно взмахнул рукой:

– Гражданка Шумейко, успокойтесь, мы все выясним.

– Может, меня спросите? Я такой же человек, как она! Или беженцы не люди?

Рудько поправил шапку.

– Хорошо, говорите. Так что произошло? – Он поднял брови, и теперь у него был вид внимательно слушающего человека.

– Она выпила кофе и попросила меня погадать на кофейной гуще, – сказала Шумейко.

– Вы что, гадалка?

– Ну, не знаю… У меня получается.

– Что получается?

– Угадывать получается! А что еще?

– И что вы угадали сегодня утром?

– Я сказала, что муж ей изменяет. Она выхватила чашку и разбила. А потом стала кричать и выбросила мои вещи в окно. И меня вытолкала!

Федченко дико вращала глазами:

– Муж изменяет?! Дура ты неотесанная! Он меня обожает!

– Так чего вы каждый день гадаете?! Ваш обожатель ко мне клинья подбивал, к Ирке с третьего этажа…

– Ах ты сука! Надо же, такую змеюку в дом пустила!

Собачка взвизгнула и цапнула хозяйку за руку. Хозяйка дала собаке по ушам, и та зарычала.

Девушка хотела еще что-то сказать, но ойкнула, пошатнулась и начала оседать на снег. Дима успел подхватить ее под мышки. Худая, невысокого роста, она оказалась не такой уж легкой.

– Она симулирует, – заявила собаковладелица. – Она так уже делала. Мужчина, вы испачкались, бросьте ее, – посоветовала она Диме.

– Помолчите! – прикрикнул полицейский на дамочку. – Вот что, Федченко, для начала составим протокол, а потом будем выяснять, кто симулирует, а кто – нет.

– Какой еще протокол?

– Как какой? Вы вещи Шумейко выбросили?

– Ничего я не выбрасывала!

– Выбрасывала! – вмешалась женщина с колбасой. – Я видела.

– И можете подтвердить в суде? – спросил Рудько.

– Еще как могу!

– Ай-яй-яй! – запричитала Федченко. – Ну, времена! Что, будешь на соседку наговаривать?!

– Вы мне не тыкайте! Наговаривать не буду, а вот правду скажу.

– И не стыдно?

– Нет, не стыдно. Вы со мной никогда не здоровались, а теперь вдруг признали? С каких дел?

– Прекратите! – Рудько поднял руку.

– Товарищ старший сержант, – заюлила собаковладелица (если бы у нее был хвост, в эту минуту он точно отвалился бы). – Не надо никакого протокола.

Послышались звуки сирены – это была скорая. Все повернули головы на дорогу, и из потока машин с каким-то особым шиком, будто шла не по дороге, а по волнам, выскользнула новенькая карета скорой и, грациозно обогнув стоящий троллейбус, остановилась прямо перед машиной Хованского. Из нее выскочили двое медработников.

– Сюда! – крикнул Дима.

Они подбежали трусцой и взяли девушку под руки.

– Что с ней? – спросил тот, что постарше, озабоченно вглядываясь в лицо Шумейко.

– Не знаю…

– Ладно, сейчас посмотрим. – И они медленно пошли к «скорой».

– Вы там это, поделикатнее, она беженка, – бросил сержант и повернулся к Диме, – вы ее точно не зацепили?

– Нет. – Дима разглядывал пальто: рукава и перед были грязными.

– Товарищ старший сержант, – стоя на полусогнутых, Федченко лезла полицейскому в лицо, – не надо ничего писать. Признаюсь, погорячилась, я все ей прощаю. Я не в обиде…

– А может, гражданка Шумейко в обиде? – вмешался Сердюк.

– Это почему же?

– Вы понимаете, гражданка Федченко, что обидели беженку? Понимаете, что к ней надо относиться иначе?

– Я ей хорошо платила.

– Оно и видно!

– Слушайте…

– Это вы послушайте! – рявкнул Сердюк. – Вы войну видели?

– При чем тут война? – растерялась Федченко.

– При всем! Шумейко видела войну не по телевизору. Ей всего-то двадцать семь, а вы на нее посмотрите! Как вы думаете, гражданка Федченко, отчего она такая тощая и страшная, а? От хорошей жизни? Бессердечная вы, гражданка Федченко! – в сердцах сказал он и повернулся к Диме. – Гражданин, как ваша фамилия?

– Хованский.

– Вот что, гражданин Хованский, вы будете свидетелем, и вы, граждане, тоже, – Рудько обвел взглядом толпу. – Речь идет о причинении гражданкой Федченко материального ущерба гражданке Шумейко.