Лариса Малмыгина - Неприкаянная душа. Фантастический роман

Нинка обитала в трехкомнатной квартире элитного дома. Откуда у секретарши деньги на крутое жилье, оставалось только гадать. А гадать не хотелось. Хотелось наслаждаться ее юным телом, вдыхать аромат волшебных французских духов, которыми Алиса, кстати, не пользовалась, ибо предпочитала запах чистоты. Все, чем жил раньше Сергей, больше не имело никакого значения, сила воли, которой он так гордился, покинула его, сделав ручкой. Тогда и отказал он «бывшей» в деньгах, отлично понимая, что оставил прежнюю семью без средств к существованию.

«Ну и наплевать, перебьются, – отмахнулся он, – главное, не разрешила Ниночка».

Совесть уснула крепким сном и больше не будила хозяина.

С первых же дней совместной жизни Нинка, вволю умаслив сексом шефа, убегала из дома, оставляя пылкого любовника заниматься домашними делами. Причины побегов были разные, но факт оставался фактом: хозяйка из юной соблазнительницы была никудышная.

– Все хорошо не бывает, – успокаивал себя Сергей, брался за пылесос и начинал наводить порядок в квартире, которую, по непонятным ему причинам, так и не мог полюбить. Потом лез в холодильник, доставал очередную пару яиц и жарил глазунью, сглатывая слюну от голода.

Алисины обеды ушли в прошлое. В будние дни питался Смирнов в мерзкой кафешке, ибо на более достойное заведение, в силу своей честности, не зарабатывал, а в малочисленные выходные ехали они с Нинкой на «вольво» в ресторан. Там молодая жена доставала из крокодиловой сумочки пачку «зеленых», размахивала ими и вульгарно орала:

– Официант!

Дамы и господа, сидящие за столиками, недоуменно оглядывались на эксцентричную девицу, а Сергей густо краснел, вытирая платочком выступавший на лбу пот, однако заискивающе улыбался благодетельнице.

– Что же я делаю? – лихорадочно думал он. – До чего же я докатился!

«Вольво» тоже был ее. Свои новенькие «жигули» Смирнов оставил в гараже: возлюбленная наотрез отказалась в них ездить, пусть даже и пассажиркой.

А однажды он увидел ее в чужом «мерсе» с тонированными стеклами. Ниночка выпорхнула из него, помахала кому-то ручкой и, сияющая, пошла на мужа, совершенно не замечая его. Вот тогда-то страшная догадка потрясла влюбленного джигита: у него выросли рога. А, возможно, растут уже давно.

Разговор на повышенных и пониженных тонах ничего не дал, молодая жена удивленно рассматривала рогача и молчала. А потом плюнула на пропылесосенный мужем пол и ушла спать. Сергей остался один. Он метался по элитному жилью, как зверь в вольере, нелепо жестикулировал руками, привыкшими раздавать указания, сосал валидолину за валидолиной, рычал, задыхался от жалости к себе и любви к ней. Затем почувствовал резкую, жгучую боль где-то за грудиной, схватился за эту боль и опрокинулся на спину, понимая, что летит куда-то вниз, бешено вращаясь по кругу в узком, темном коридоре навстречу яркому молочно-белому свету.

– Сереженька, – обрадовался кто-то его появлению, – внучек родимый, подойди ко мне.

Голос был ласковый и знакомый, он напомнил далекое детство, глиняный кувшин молока, поставленный доброй рукой на выскобленный деревянный стол, смеющиеся синие глаза, когда-то с любовью смотревшие на него. Это были глаза умершей бабушки. Невыразимая радость охватила изболевшуюся душу, удивительный покой опустился на израненное дикой болью сердце.

– Золотиночка моя родная, – гладила голову невесомыми руками сама Любовь, – не возвращайся туда, там холод и страдания, останься здесь.

«Да, да, да, – отдаваясь эфирным ладоням, подумал он, – я останусь возле тебя, так как там я никому не нужен».

– Мы теряем его! – закричали из серого, вязкого, густого тумана.

– Я не хочу назад! – яростно запротестовал кто-то внутри Сергея. – Я не хочу назад!

Кубы, маленькие и большие, фиолетовые, голубые, розовые, синие, серпантином посыпались откуда-то сверху, отделяя усталую душу от любящего ее создания. Они были легкие, полупрозрачные, чистые. Они выстраивались ровными рядами и распадались в хаотичном танце, отнимая надежду на спасение и сострадание. С тоской протягивая к нему руки, бабушка стала медленно удаляться, словно уплывать в неведомую даль.

– Мы еще встретимся, – словно легкий весенний ветерок, прошелестел ее голос, – мы еще встретимся.

– У папы инфаркт, он в реанимации! – голос в трубке захлебывался от рыданий. – Он умирает!

Плакала моя Алинка, а я, поднятая среди ночи телефонным звонком, растерянная до невменяемости, не могла сообразить, что можно предпринять в данной ситуации.

Такси ждет тебя уже несколько минут, – спокойно и холодно проговорил домовой.

– Он не умрет, Карлос, миленький, он не умрет? – заметалась я по комнате, хватая что-то из одежды, чтобы наскоро напялить на свое физическое тело.

Тяжело опустив веки, Жемчужный молчал.

– Он не умрет, Карлос, – просила я, сама не зная кого.

О нет, я, конечно же, знала, знала, что умоляю того, кого нельзя тревожить по пустякам. Но сейчас был не пустяк, сейчас уходил близкий, родной человек, отец моих детей!

– Иегова, прости мне все грехи умышленные и неумышленные, возьми меня, но не забирай его! – кричало мое бунтующее сердце, когда непослушные ноги перебирали ступеньки навстречу вызванному такси.

– Яхве, – отчаянно взывала моя вопящая душа, когда я заходила в приемное отделение стационара, – верни его на землю, он еще так мало жил!

Молодой озабоченный доктор промчался мимо меня в сторону отделения реанимации, худенькая, юркая сестричка пролетела в противоположном направлении. Приехали дети, полукругом встали рядом со мной, будто охраняя от пистолета продажного киллера. В нашей ситуации киллером являлась сама смерть. Она стояла рядом с Сергеем, тем самым Сереженькой, с которым мы недавно справили серебряную свадьбу, с которым вырастили общих детей.

Усталый седой врач вышел из реанимационной палаты и тяжелой поступью направился к нам:

– Он жив, Алиса Михайловна, ваш муж будет жить.

Что-то глухо упало на пол, отозвавшись внезапным эхом в гулкой больничной тишине. Как по команде мы повернулись в сторону этого резкого звука. Дорогая сумочка из крокодиловой кожи валялась у длинных ног стройной, красивой девушки, и той девушкой была наша разлучница. Кровь остановилась в моих воспаленных жилах, по телу поползли мурашки, а в голове зазвенело от обиды на нелепую случайность, которая обратила мой маленький уютный мирок в большой невыносимый кошмар. В бессильной ярости я рванула свое напряженное тело навстречу противнице и мигом подлетела к ней.

– Это вы довели его до инфаркта, – чувствуя нарастающую боль в груди, простонала я.

– Глупости, – хмыкнула она. – В вашем возрасте сердечно-сосудистые заболевания не редкость. К тому же, я известила его дочь…