Виктория Чуйкова - А все так просто начиналось..! ВеЛюр

– Мне моей хватит! – ответила Ан с берега, и немного помолчав, продолжила: – Вообще-то на Ивана, через костер прыгали и венки плели.

– Венок, допустим, мы тебе сплести еще успеем. А вот над костром попрыгали бы, но после купания. – смеялись сестры.

– Девочки! Выходите уже, пляж совсем пустой. Поздно, холодно. Вы уже синие.

Девушки действительно отдавали синевой, а брызги воды, которые они поднимали, были бриллиантовыми.

– Синие? Как брюлики? – спросила Вел.

– Нет, как сосульки! А вы не думаете, что сегодняшней ночью вся нечисть идет купаться?

– Что?

– Разные, там, змейки…

– Ой! Смотри, Ан, возле тебя кто-то ползет. Осторожно!

– Где? – начала «танцевать» на месте девушка, оглядываться по сторонам, и истерически вопить.

– Нигде! – пока подруга прыгала и наигранно кричала, вертя головой во все стороны, Вел, незаметно, подбежала, взяла ее за плечи, реально напугав девушку.

– Я же говорю, Ан – ты трусиха! – продолжая плескаться, крикнула Ев. – А змейки спят, спят, спят!

– Зато в воде еще разные чудища плавают: – не унималась Ан, злясь на них и стараясь взять себя в руки, успокоиться.

– Сама ты – чудище! – ответила Ев и запела, вспомнив старую песенку:

«Эй! Моряк! Ты слишком долго плавал,

Я тебя успела позабыть.

Мне теперь другой по нраву дьявол,

Его хочу любить!»…

– А полотенце-то, мы забыли! – крикнула ей сестра.

– Выхожу! Бррр, холодно! Бежим!

«…Туман настигал ее, становясь все плотнее и колючей. Она бежала и бежала, не видя вокруг себя ничего, кроме этого сбитого сгустка, все глубже запутываясь в нем, теряясь в направлениях. Страх начинал подбираться к горлу, сдавливая его настолько, что она, не только не могла позвать на помощь, но уже и дышать. Нежданно, сильная рука схватила ее за запястье, и вытянула на безлюдную площадь, старого, почти разрушенного города. Его бледное лицо тронула добрая улыбка:

– Все хорошо, солнышко, все хорошо! – почти шепотом произнес он, обдавая щеку теплом, а жар руки его успокаивал. Захотелось прижаться, согреться. А он уже удалялся, унося с собой жаждущую ее мглу»…

Вел вскочила, тяжело дыша: – Сон, всего лишь глупый сон!

Ольга обожала велюр в любом виде – драп или фетр, покрытый густым мягким ворсом, но больше всего – мягкую кожу, выделанную под бархат, обнимающую, защищающую, согревающую. Что же тут поделать, такими были ее, аристократические, замашки молодости!

«ВеЛюр!» – произносила она на французский манер, с гортанным «р». Он был для нее еще и неким символом жизни – долгой, но не вполне состоявшейся в плане безудержной, страстной любви. «ВеЛюр!» – только она знала истину постоянного присутствия его в ее жизни, только он походил на Вечную Любовь.

Застегнув последнюю пуговку на строгом, закрытом, почти монашеском платье, Ольга взяла длинный, золотой мундштук и повернула голову к открытому окну. Выпустила струйку дыма. Ай-Петри сбросила вниз лишние облака, и игриво выглядывала из них.

Лязг железного засова калитки, оповестил о приходе гостей. Грациозно подняв руку, женщина, закрыла окно, подхватила маленький саквояж и пошла к выходу, выпуская перед собой струйки дыма.

Утренний туман был увесистым, плотным занавесом, скрывающим всех соседей. Из него, величественно ступая, появились трое мужчин, как и она, одетые достаточно строго: в длинные черные сюртуки, застегнутые на одну пуговицу, белоснежные сорочки и в кристально начищенной обуви. Скуластые подбородки были единственной схожестью их лиц. Первый – чуть старше, и несколько ниже. За ним, плечом к плечу, два молодых, под два метра роста, красавца. Брюнет и блондин, хотя нет, второй скорее имел золотисто-русые волосы.

– Наконец-то! – вместо приветствия, холодно произнесла Ольга.

– И тебе здравствовать! – произнес светленький, и замер, убрав руки за спину.

– Прости, дороги. – сказал мужчина постарше: – Ты все-таки серьезно решила расстаться с этим домом?!

– Не могу долго мозолить глаза.

– Так жила бы в поместье, – заговорил брюнет, – соседей захочешь – не найдешь.

– Меня ограничивают в действиях?! – и тон, и взгляд отбили любую охоту говорить дальше, даже пояснить не правильно понятые слова.

– Упаси Бог! Мальчишки шутят. Где вещи? – старший, как некое балансирующее устройство, быстро перевел тему.

– В доме! – сбросив пепел, Ольга сделала шаг в сторону, пропуская их внутрь, и замерла, как статуя, подняв глаза к небу.

– Это все? – уточнил старший, появившись первым. На асфальте красовалось штук десять чемоданов, разных форм и размеров.

– Зеркало не забыли? – спросила она, смотря поверх их голов, даже не удосужившись проверить свой багаж.

– Как же мы могли?! Поедешь с водителем и вещами или потерпишь наше присутствие?

– С вами, Жан, с вами. Зеркало возьму в руки!

– Кто бы сомневался! – шепнул светленький темненькому, шествуя позади с поклажей.

Ольга на миг задержалась у калитки, прощаясь с домом. Вздохнув, подошла к машине, села на переднее место и взяла зеркало. Старший, Жан, сел за руль не проронив ни слова, и они отправились в путь, вторая машина последовала вслед за ними.

– Свет мой зеркальце, скажи! – усевшись, произнес светленький: – да всю правду доложи!

Ольга молчала, даже бровью не повела на его реплику, а он продолжал: – Ну, а зеркальце в ответ: «Ты прекрасна, спору нет! Только, Олечка, есть такая молоденькая, черненькая, стройненькая как березка!»

– Дэн! Не балагурь! – не поворачиваясь, перебила, достала сигарету, но передумав, убрала в бардачок. Брюнет толкнул его локтем и, не меняя серьезности на лице, заметил:

– А рыжик лучше!

– Ребята! – попытался остепенить их Жан.

– Эдгар! – перебив Жана, Ольга, не повернув головы, просто окликнула, остепенила, охлаждая пыл и веселость. – От тебя я не ожидала!

– Молодость! – произнес Жан и прибавил скорость. – Мама, скажи, так и будешь менять места обетования?

– Это не обсуждается!

– Но сейчас не те времена. – попытался поддержать отца Эд.

– Таковы правила! И кто дал вам право обсуждать МОИ действия?! – она поставила ударение на «мои» и сверкнула черными, как антрацит, глазами. Во всем ее виде читалась холодная отчужденность. Отвернувшись от парней, поправила волосы и закурила – давая всем своим видом понять, что сегодня ей, в особенности, не до шуток.

Холодок пробежал по салону. Парни сложили руки на груди, поджали выточенные губы, и уставились на знакомую до мелочей трассу.

****

«…Морозная ночь, звезды на черном небосводе, холодная, покрытая инеем могильная плита и рыжие волосы, горящие на снегу, как огонь»…

Очередной раз, отогнав видение, Ольга пару раз плотно прикрыла глаза, как бы сменяя картинку, и промолчала о нем. Сыну, а тем более внуку, говорить бесполезно, так зачем сотрясать воздух.