Вера Колочкова - Летят перелетные птицы

Стряхнув с себя оцепенение, она шагнула вперед, встала в кухонных дверях, проговорила решительно:

– Пап… Тебе лучше сейчас не принимать никаких таблеток. На фоне алкоголя только хуже будет. Иди приляг лучше.

– Ой, дочка… – поднял он на нее искривленное болью и злобой лицо. – Да ты… Да ты не переживай, что ты… Мне уже полегчало, честное слово! Испугалась, что мы с мамой ругаемся, да? А мы и не ругаемся вовсе, просто…поссорились немного! Правда, Кать?

– Правда, правда! – испуганно замахала на нее руками мама. – Все нормально, Анют! Иди лучше к гостям, они там без присмотра остались! А отцу и впрямь уже лучше! Правда, Вань?

– Ага, ага… Уже лучше. Все хорошо, Анют! Сейчас мама мне травки заварит, и нормально! Иди, не беспокойся…

Именинное веселье, когда она вошла в комнату, плавно перетекало в следующую стадию, почти стихийную. То есть гостей от песен потянуло к пляскам. Уже и музыка, слабенькая, хрипловатая, пыталась вырваться из допотопного кассетного магнитофона – «…все могут короли, все могут короли…»

Плясали почти все, подпевали залихватски. За визгливыми женскими голосами даже гениального пугачевского пения не разобрать было – так, угадывалось направляющей интонацией. За столом остались сидеть лишь Леха с Митенькой, увлеченные разговором. Подошла, прислушалась…

– Да не… Я траншею, конечно, поглубже хочу, и бетона под фундамент до хрена уйдет. Но если побольше подушку сделать, то чуть сэкономить можно! Я, слышь, вот еще что придумал…

Так. Все понятно. Леха, значит, уже вовсю дом строит. Нашел себе благодарного слушателя. А Митенька пьяный совсем, делает вид, что внимает. Смешно морщит губы, хмурит белесые бровки, пытается собрать глаза в кучку.

– Леш… Другого места и времени не нашел, да? – тронула она его за плечо.

Он поднял на нее глаза – страстью разговора горящие. Наивные, честные, искренние. Слепые от недовольства чужого вмешательства. Раздражение бултыхнулось внутри тяжелым комком, и пришлось напрячься всем организмом, чтобы не выпустить его на волю.

– А чего, Ань? Ну, поговорили немного… Митяй вон сколько на халтурах домов поставил, с ним и посоветоваться не грех!

– Ну-ну. Давай, советуйся. Прости, что помешала.

Резко повернувшись, она сообразила на лице кое-какую улыбку, проскочила через пляшущее месиво гостей, толкнулась в комнату, бывшую свою, детскую, торопливо захлопнула за собой дверь. Села на тахту, зажала уши руками. Долго так сидела, пялясь в спасительную темноту, пока не ударил по глазам включенный свет.

– Анечка… Ты чего это? – легла на плечо теплая рука матери. – Ты почему здесь одна, в темноте? Что с тобой?

– Ничего, мам…

– Да ладно! Думаешь, я не вижу, что ли? Ты в последнее время сама не своя ходишь. Случилось чего? Ты расскажи, дочка, излей душу, легче будет. С Лехой у вас нелады, да?

– Нет, мам, все у нас хорошо. Честное слово.

– Так и я думаю – чего плохо-то? Такой парняга тебе достался – живи да радуйся! Не пьет, не курит, здоров, как бык, тебя без ума любит! А может… Не к душе он тебе?

– К душе, мам, к душе. Честное слово – нормально все, не переживай. Просто…это осень такая тяжелая. Все пройдет, мам… Иди, слышишь, тебя зовут?

– А ты?

– И я сейчас приду. Посижу еще немного и приду. Ты лучше за папой последи, пить больше не давай. Нельзя ему…

Гости разошлись ближе к ночи. Только Митенька не смог – свалился спать на тахте в ее комнате. Втроем с мамой, с Лехой убрали-перемыли посуду, отодвинули к стене стол. Домой шли уже по ночным улицам, в кромешной тьме, молча.

– Ань, а Митька-то мне дельные советы дал… – первым нарушил молчание Леха.

– Какие советы?

– Ну, относительно дома-то. Все-таки не идет у меня из головы эта мысль… Может, решимся, Ань?

– Отстань, а? Вон, лучше под ноги смотри!

– Ну, Ань…

– Ой, делай что хочешь… Мне все равно, Леш…

– Ань! У тебя на сегодня три вызова. Немного, конечно, только…

Глаза Лидочки, молоденькой медсестры из регистратуры, округлились со значением, потом взгляд нырнул куда-то вбок, губки поджались, и она продолжила почти шепотом:

– Только один из вызовов к Анисимовым… К тем самым, представляешь?

– Нет, не представляю. А кто это, Анисимовы?

– Да ты что, Ань! Ну как же! Это же к Варе Анисимовой, той самой! Ну, которая в конкурсе красавиц в области участвовала! Потом она еще за богатого то ли модельера, то ли дизайнера замуж вышла…

– И что?

– Ой, да неужели ты и впрямь эту историю не знаешь? Про нее, про Варю, тогда все газеты писали! Она хотела себе косметическую операцию сделать – то ли убрать там чего-то, то ли наоборот, нарастить, а врачи ей все неправильно сделали, какую-то инфекцию занесли, она две недели в коме была. Говорят, на всю жизнь теперь инвалидом останется. Варин муж потом еще с ними судиться хотел… Ой, да неужели ты ничего про это не слышала?

– Да, кажется, припоминаю что-то… Ее муж – Александр Синельников, да?

– Во-во! Точно! Синельников!

– Лид… А ты уверена, что вызов именно к Варе поступил? Вроде не должно быть… Где Синельников, и где наше Одинцово?

– Ой, так я ж сама его принимала, вызов-то! Вот, смотри… Варвара Анисимова, двадцать два года, улица Чапаева, дом пять… Что я, не знаю, где Варька живет, что ли?

– Ладно, Лид, разберемся. Работай давай, у тебя вон телефон разрывается.

– Да ничего, подождут… Больных много, а я одна. Слушай, Ань… А как думаешь, чего это он, Синельников, вдруг Варю сюда привез? Отделаться, наверное, захотел… Конечно, зачем ему жена-инвалид? Дизайнеры да модельеры, они все такие! А Варька теперь пропадай!

– Возьми трубку, Лида! Очередную жалобу на свою голову ждешь?

– Да ладно, ладно… – нехотя потянулась Лида к трубке. – Кому приспичило, все равно дозвонятся… А ты мне потом расскажешь, Ань, чего там у Анисимовых? Неужели Варьку навсегда к матери привезли?

– Знаешь, Лид… Вообще-то любопытство не порок…

– Но большое свинство, ты хочешь сказать? Ну, может, и свинство, конечно… Только я ж не от злорадства интересуюсь, а от переживания… Когда Варька на этом самом конкурсе победила, все наши девчонки знаешь как ей завидовали? А я вот нисколечки не завидовала, я за нее рада была, честное слово! Думала, хоть одна девчонка из нашего Одинцово красиво в жизни устроилась. А оно вон как вышло… Регистратура, слушаю вас! – моментально придав голосу слишком озабоченную деловитость, бросила она в трубку. И с той же озабоченностью принялась оппонировать недовольству звонившего: – А вы что, меня учить будете, в каком режиме работать? Ну и что – шесть минут трубку не брали? Вы здесь один такой, что ли?

– Лид… – только и смогла протянуть она укоризненно, – ну что ж ты хамишь так, ей богу…