Анна Синельникова - Дневник Zари. Роман

– Что вы думаете, – продолжал он, – всё это было специально придумано – наркотики, алкоголь – чтобы аннигилировать вас, чтобы вы не смогли выйти на новый уровень ментального развития! А он только для избранных! Они все хотят там быть! Но чтобы никто вдруг не создавал помех, так как система ещё хрупкая, вас просто напросто опустили до нуля и всё – эфир чист, можно разрабатывать его без лишних помех. Так-то, ребята, так-то оно так. Это давно всё известно. А вы олухи, лопухи, пейте, вашу дрянь. Но ко мне с ней не приходите. Будут проблемы. Я терпеть это не могу. Элементарное оболванивание людей, народа.

– Это обязательно будет золотой век благоденствия, – говорил он с жаром, – вы даже не подозреваете, какую мощную силу вам даёт любовь! Какая это мощь, если есть мозги с ней правильно управляться, любовь даст невероятную силу, тем более в а-био-эм-нете… Любовь даёт возможность странствовать в таких мирах, в такой чудодейственной параллели, что вам и не приснится никогда, – и Ведаев почти презрительно обвёл глазами всех присутствующих.

Собравшийся народ нервно молчал. Кто-то пытался задумчиво курить или потягивать чай с безразличным видом. Но у каждого таились собственные кошмарные мысли.

Дементия звали часто Крысоловом, потому как замочить он мог любую крысу двинувшуюся в его сторону. Местечко было то ещё – дом-студия, расположенный в практически совсем заброшенной части старинного Ростова. Это было здание ещё 19-го века, частично даже разрушенное во время немецких авиа-налётов, но восстановленное в послевоенные годы.

Мне слушать его было вполне приятно и интересно. И сегодня в пелене поднимающихся разговоров мне он казался весьма добродушным. Потом он стал читать всем своё излюбленное издание – «Исследования радиофизиков в области души». Старая советская, видимо, никем незамеченная книжонка, которую Ведаев извлек, то ли из глубин собственного подсознания, то ли с развалов никому уже ненужных, невостребованных библиотек.

Крысолов был мастер по откапыванию магии в сохранившейся истории, безумных картинах прошлого и сюрреальности настоящего. Не было слышно, как на улице завывал ветер, шёл дождь, и потом установилась тишина.

Мы вышли и поехали ко мне домой, из публики я взяла с собой только одного монстра с жутко голубыми глазами, почему? Да, ни почему, от него исходило немыслимое тепло, хотелось укутаться в него всей полностью и никогда не смотреть ему в глаза… Ведь там может быть пустота или жестокость в глубине. А так нет, ничего не может быть, есть только тепло…

Поставь чайник, согрей, что ли себя сам.

Ночью мы вместе жарили и ели блины – этакие маленькие солнца. Огонь… Было тепло и радостно.

К утру, мы разошлись, тепла больше не было. Это была боль, я её не узнала сразу. Есть такой метод завернуть боль во что-нибудь потеплее, и тогда не сразу понятно, что и где у тебя болит…

Это был он. Джанкой, Джанкой звала я его…

В голове звучало: «Знаю, будем мы с тобою вместе, если я навеки не усну… А усну, забудутся обиды, всё исчезнет, раз и навсегда и никто я знаю, не увидит, как упала горькая слеза… Помоги избавиться от боли, огради меня от тяжких мук…» /слова песни известного донского автора О. Толстолуцкого.

Кто он? Кто этот Джанкой? На этот вопрос было сложно ответить. То ли фантасмагорическая сущность, являющаяся только ко мне, сгусток энергии из потустороннего мира, сбывшаяся мечта, или иллюзия, а может быть вполне обычный человек, каких много… Я шла за ним, я шла к нему притягиваемая неведомой силой, силой счастья и покоя. Я любила Джанкоя. И это чувство было реальнее всех нас, всех вселенных.

Отец Сергий был ещё тот консерватор. Он отрицал существование души у машины. «Вот, лошадь, это другое дело!», – частенько приговаривал он. Мракобесие всё у вас. Вы пытаетесь из этого мира, сделать чёрт знает что. И он грозил кулаком, то ли нам, то ли ещё неведомо кому. Отец Сергий – хороший человек, это чувствуется по его энергетике, в ней есть спокойная благость и умиротворение.

Я слушала его и радовалась этой горячности. Энергетика придавала дополнительных сил и уверенности, уверенности, что всё не зря.

Внезапно небо заволокло тучами, и пошёл дождь. Мы сидели под навесом. Джанкой курил одну за другой, сигаретный дым уходил в дождь причудливыми узлами. Пастор молчал, выстукивая ритм, пытаясь подражать дождю. Мне казалось, они никак не могут сыграться, найти единение. Пёс свернулся у моих ног и делал вид, что спит. Пёс в прошлой жизни был шаманом, я уверена, что он кружился в безумных танцах с бубном, в ожерелье из костей и самоцветов вокруг костров, больших и маленьких. Теперь он спит и дарит своё тепло другим, тепло, которое удалось тогда вобрать в себя и затаить.

Мне захотелось к реке. Меня почему-то тянуло к водоёму. Я умоляла ребят поехать со мной. Но они наотрез отказывались.

– Ты что утопиться вздумала?! – укоризненно усмехнулся Пастор.

– Да, нет, что ты, – лепетала невнятно я, – просто хочется на воду посмотреть и всё.

Дождь прекратился. Вечерело, на небе то и дело появлялись новые звёзды.

Наконец Джанкой отбросил очередную сигарету и встал:

– Поехали! – сказал он твёрдо и уверенно.

Я быстро собралась и попрощалась со всеми остальными.

Мы ехали молча. Дорога была тяжёлой. Слушали музыку.

Наконец мы нашли какое-то укромное место у воды. Но проход к воде практически весь зарос. Мне удалось только слегка смочить ноги.

– Осторожно! Тут много змей, – сказал Джанкой и довольно улыбнулся.

Он стал очень подробно рассказывать про это место и как любил бывать тут раньше. Жить здесь, подолгу скрываясь от чужих глаз. Он взял меня за руку, и мы долго стояли, не шевелясь. Я смотрела на звёзды. Звёзды здесь были необычайные. Казалось и звёзды смотрели на нас, на нас – как такую же необычайную пару на этой земле, в этой Вселенной

Мы ехали обратно тихо, медленно. Я жадно ловила ртом воздух из открытого окна машины. У меня перехватывало дыхание. Дыхание перехватывало от неведомого и невидимого счастья.

Это был далёкий 2012 год псведопостапокалипсиса, февраль, тьфу ты это было накануне. Мы ехали после квартирника Пересвета из Шахт. Пересвет был музыкант, поэт и просто хороший человек в маске законченного негодяя. Впереди его ждала успешная карьера молодого андеграундного самобытного рок-барда. Но не сегодня. Концерт был успешным и удачным, но все немного устали, а кто и просто напился. Дорога в Ростов была заснежена, а нужной дороги я совсем не знала. Дорожные развязки чудесным образом уводили в небытие, для меня по крайней мере дело обстояло так. Окна запотевали, и видимость приближалась к нулю. Штурманом был Антоша, уже само по себе навевало тоску, штурман был пьян, пьян довольно жёстко или жестоко. В такой ситуации моя резвая машинка 15-й модели несла нас в никуда, или в постапокалиптическое завтра, кому как больше нравится. На улице было очень холодно, и нестись хотя бы в никуда, было довольно приятно, главное, что в машине было тепло. Всех разморило. Народ уснул. Как вдруг внезапно проснулся Тоха, его, видимо, что-то осенило, и он пронзительно заверещал на весь салон: