Веся Елегон - Дети Солнца

Я запомнила белый потолок и ломаную линию на нем, видимо, это была трещина в штукатурке. Помнила, как лежала на жесткой абсолютно плоской поверхности, и было отчаянно больно, но я не могла кричать. Только жадно хватала губами воздух, который отказывался проникать в мои легкие, превратившись в густое тягучее пламя.

Потом перед глазами проплывали пылающие шары света, наверное, лампочки на потолке в больничном коридоре. Сквозь отчаяние и панику до меня дошло, что везут в операционную. Подняли с носилок, переложили на операционный стол.

– Вытяни руки, – послышался резкий женский голос. В лицо били яркие лампочки операционного света. Чьи-то руки мазали какой-то гадостью кожу в том месте, где холод пронзил грудь насквозь и теперь пульсировал, обещая очередной приступ. Я вновь посмотрела на металлический прут, торчащий из грудной клетки. Тут же замутило. Откинув голову, уставилась в потолок.

– Вытяни руки, кому говорю, – резкий визгливый голос пробился в сознание. Я вытянула руки по швам.

– Да куда ты вытягиваешь? Не видишь, что ли?! – кто-то схватил мои руки и развел в стороны. Их тут же привязали, лишая возможности двигаться.

Перевязав руку жгутом, натерли прохладной жидкостью и подсоединили трубку. Конечность мгновенно наполнилась приятной свинцовой тяжестью. И погружаясь в сон, я еще успела испытать облегчение и радость избавления от боли.

Смутные вязкие видения наполнили мое сознание. Но странное дело, я не была этим сознанием. Я словно наблюдала со стороны. И видела свою жизнь. И меня переполняло отчаяние – было безумно страшно, что жизнь моя может оказаться лишь сном. Но страх этот не был вызван возможной потерей тех или иных событий или людей. Я боялась потерять жизнь. И я просила кого-то, чтобы он дал мне возможность пожить еще немного. Жить…

Отходить от наркоза оказалось невероятно сложно. Такое чувство, словно тебя придавила огромная глыба льда, и ты не можешь пошевелиться. Даже открыть глаза невообразимо сложно. Сознание уплывает от тебя, как бы ты его не ловила, оно ускользает.

Потом я поняла, что действительно ужасно замерзла. Как оказалось, впоследствии – это мне на грудь положили грелку с ледяной водой – чтобы предотвратить возможное кровотечение.

Затем мне стало очень тепло и уютно – грелку убрали.

И, наконец, сознание полностью вернулось. Но действие обезболивающих еще не прошло, поэтому первые часы в сознании были достаточно легкими. Вспомнив о том, что я до сих пор не сообщила Виктору о своем состоянии, дотянулась до телефона. Полежав несколько секунд не двигаясь, тупо разглядывая ничем не примечательный потолок, наконец, вздохнула и нажала на кнопку вызова.

– Привет. Да, все хорошо. Нет, чувствую себя нормально. Нет, ничего не нужно. Пока есть ничего нельзя. Можно только воду. Да, говорят операция прошла успешно. Сказали, что я настоящий везунчик. Прут пробил грудную клетку, легкое, но не задел сердце. Теперь меня понаблюдают несколько дней, и, если не будет осложнений, а врач почти уверен, что их не будет, меня выпишут домой. Да, здорово. Что? А, пока не чувствую. Видимо, действие наркоза еще не прошло. Пока ничего не болит. Ну, да. Спасибо, да, буду отдыхать. Спокойной.

Я вздохнула. За окном сгущались сумерки. Это я заметила только сейчас.

Снова вечер. Это произошло вчера вечером. Примерно в полночь.

Я посмотрела на экран телефона – девять часов тридцать минут. Еще два с половиной часа.

Я вновь уставилась в потолок. Странно. Почему у меня не было состояния шока. Или что там бывает с людьми в таких ситуациях. Все, что я почувствовала – это удивление. И еще мне было неудобно звать на помощь. Ну, что я за человек такой? Если бы не сознательность водителя, на чей автомобиль я налетела, то лежала бы я вот так тихо-тихо и истекала кровью. И, наверное, точно так же бы тихо-тихо умерла.

Я зажмурилась. И еще, что это было? А точнее сказать, кто? И он что, правда хотел убить меня?

Я вспомнила бледное ошеломленное лицо водителя, бегающего вокруг меня, в ожидании машины скорой помощи. Он попеременно хватался за голову то левой, то правой рукой, качался и все спрашивал ни то у меня, ни то у столба, стоящего рядом:

– Вы откуда свалились? Вы же вылетели на меня? Я прав? Как такое возможно? Вы же вылетели с обочины? Вы не бежали. Я это точно помню. Вы словно безумная птица, врезались мне в лобовое стекло! Как такое возможно?

– Как такое возможно? – я повторила его слова.

Перед глазами вновь возникло бледное лицо с сияющими в темноте глазами. Они были так близко.

А до того, как он поднял меня, как пушинку за воротник моей куртки, до того он спустился с неба…

Мои размышления были прерваны стремительным вторжением в палату медсестры.

– И так, птичка вы наша, как самочувствие? – женщина средних лет в халате и со стетоскопом, болтающимся на шее, уже присела на край кровати и, распахнув ворот моей больничной рубашки, убрала повязку и теперь рассматривала совсем свежие швы на моей груди. Она будто и не ждала ответа. Действия её были доведены до автоматизма. Да и общалась она как бы сама собой.

– Ну, тут все хорошо. Ничего не кушать. Можно пить водичку. Сейчас сделаем укольчик, и отдыхай.

вот уже укольчик был сделан, а я полностью проинструктирована о том, что можно, а чего ни в коем случае нельзя есть, пить, делать.

И снова я осталась одна. Вокруг царили белые стены и потолок. Глазу не за что было зацепиться, и я вновь вернулась к своим воспоминаниям о событиях прошлого вечера. Но, даже наедине сама с собой, не могла поверить в то, что видела. Медленно мои глаза закрылись, и я погрузилась в сон.

А потом еще три долгих месяца в больнице. Ткани вокруг швов загноились. Врачи делали все, что могли, но по какой-то необъяснимой причине мое тело отвергало свои собственные клетки. Убирая отмирающие ткани, врачи, конечно, старались спасти мою грудь, но в итоге пришлось все удалить, и теперь я была плоская, словно доска, с ужасными изломами шрама, который ветвился, будто дерево, растущее из солнечного сплетения и тянущееся своими корявыми ветвями к плечам и горлу.

Три месяца ада и бесконечной агонии, прерывающейся на отчаянно короткие передышки.

И, наконец, необъяснимое отмирание тканей прекратилось так же неожиданно, как и началось. Врачи разводили руками и говорили, что мне остается лишь благодарить небо за то, что я отделалась малыми потерями и сохранила главное – жизнь.

Первые дни дома я чувствовала себя пришельцем с другой планеты. Казалось, что прошла не одна тысяча лет с тех пор, как я последний раз была дома.

Обычные дела доставляли боль, даже по нужде сходить теперь стало испытанием. Ко всему нужно было привыкать заново. Шов на груди жутко болел.