Татьяна Хмельницкая - Мотсеррат. Катарсис жертвы

Словно наяву, я ощутила уверенное и лёгкое скольжение его руки по изгибам моего тела.

Раздался свист, и что-то упало. Я распахнула глаза и уставилась на боевика, валяющегося на полу. Это был тот самый, кто обходился без пояса шахида.

– Встань! – рявкнул Штефан.

Он оказался рядом, дернул за руку и я, словно увалень, распласталась на полу.

– Встань! – орал Штефан. – Встань!

Я поднялась на корячки – ноги затекли, и он рванул меня на себя, развернул спиной, обхватил рукой за горло. Его кисть в тонких струйках крови. Они смешивались и закрашивали его пальцы в единый цвет.

Раздался выстрел, затем шлепок, кто-то вскрикнул.

– Избавляйся! Штурм! Давай!

Грохнул ещё выстрел, и я почувствовала, как к моим ногам что-то упало. Скосила глаза и увидела менеджера, ту самую, что постоянно причитала, надоев мне своим шёпотом.

Переведя взгляд, поняла, откуда произведён выстрел – это сделал Салем, держа нож у горла девушки в униформе банковской служащей.

Я сглотнула. Напряжённые мышцы пронзала боль. Шею и поясницу ломило оттого, что я сильно выгибалась. Дым в помещении, возня за его пределами давили на мозг. Я почувствовала, что глаза заливает потом. Ушную раковину опаляло дыхание Штефана.

«И сказал ему Господь: за то всякому, кто убьёт Каина, отмстится всемеро. И сделал Господь Каину знамение, чтобы никто, встретившись с ним, не убил его».

Я должна спасти Штефана.

– Выходи вместе со мной, – просипела я, ухватив его за руку. – Толкни дверь и уходи.

Бандит резко дёрнул меня на себя, а мои плечи больно ударили осколки кирпича и отделки колонны. От осознания, что по мне стреляли Авели, такие же, как и я, и едва не ранили, взорвало мозг, придало силы.

Штефан спас меня от смерти.

Стрельба на поражение! А как же осмысление и поучение жить с осознанием смертоубийства?

А что было бы, если б Авель победил Каина?

– Салем! Прикрой! Шумовая!

Крик Каина и стрельба. Автоматная очередь, одиночные выстрелы, возня.

– Томас! Отходи! – надрывался Каин. – Мочи её! Стреляй!

Один из бандитов у окна, держащий у виска женщины средних лет пистолет, ухватился за шнур взрывного устройства и отрешённо смотрел на нас. Под его ногами распростёрлось тело мёртвого мужчины – первого убитого заложника.

– Штефан, иди к двери! – просипела я. – Прикройся мною, иди!

Женщина средних лет сильно зажмурилась, а по её щекам скатывались две крупные слезы.

– Томас, отходим! – закричал на ухо Штефан.

– А-а-а-а-а, – слышались крики мужчин вперемешку с короткими очередями.

И вдруг всё стихло.

– Сдавайтесь! – раздался холодный резкий голос.

Штефан продолжал опалять горячим дыханием мою ушную раковину. Бандит напротив нас по-прежнему держал руку на шнуре. Неожиданно он дёрнулся и свалился прямиком на труп того самого единственного мужчины-заложника. Женщина продолжала стоять. Её плечи подрагивали, а глаза были зажмурены.

– На пол! – скомандовал резкий голос, и женщина распласталась на полу, накрыв голову руками.

– Выходи!

– У меня заложник! – крикнул кто-то.

– Уцелели я и Томас, – прошептал Штефан.

– Крикни и ты про заложника, – отозвалась я. – Снаружи труп, ты далеко не уйдёшь, а прикрывшись мною, выйдешь за дверь, и они тебя не тронут.

Пауза. Слышно только дыхание Штефана.

– У меня заложник! – бросил Штефан. – Я выхожу.

Я пришла в себя в машине скорой помощи. Мужчина в форменной одежде что-то ласково спрашивал у меня, но я не могла разобрать ни единого слова. Кожа на лице болела, тело сотрясалось от мелкой дрожи. Ощущение, что у меня поднялась высокая температура и лихорадило.

Мужчина в форменной одежде отложил папку с прикреплёнными к ней листами, взял меня за трясущиеся руки. Его ладони тёплые, широкие, и мои подрагивающие пальцы утонули в них. Взгляд незнакомца ласкал моё лицо, его голос, бархатистый и мягкий, убаюкивал, но я по-прежнему не понимала ни единого слова из того, что он говорил.

– Как долго жил Каин с чувством вины перед Авелем? – разлепив пересохшие губы, спросила я.

Незнакомец с благочестивыми глазами цвета летней зелени поджал губы, потом облизнул их и спросил:

– Вы хотите пить?

Фраза была сказана просто, но меня от неё передёрнуло, точно по моему телу прошла судорога и скрутила мышцы в тугой узел. Я захлебнулась воздухом, проникшим в мои лёгкие, закашлялась. Меня это разозлило, ведь на глазах выступили слёзы, а вытереть их не могла – кожа на лице словно обожжена.

– Был пожар? – выхаркивая слова, тряслась я. – Моё лицо…

И я наконец смогла разобрать слова незнакомца в форменной одежде скорой помощи:

– Нет. Пожара не было. С вашим лицом полный порядок.

Перед глазами всё завертелось и померкло.

Я сидела возле окна в больничной палате и наблюдала за толпой репортёров возле входа на территорию лечебного учреждения. Всё, что произошло после слов Штефана: «Я выхожу», – не помнила. Провал. Бездна. Как попала сюда – тоже не осталось в воспоминаниях.

Скорее почувствовала, чем услышала, что открылась дверь, и не стала оборачиваться – кто-то из медицинского персонала.

– Здравствуйте, Монтсеррат.

Пришлось отреагировать и встретиться взглядом с врачом. Я ненавидела его визиты: задавал одни и те же вопросы, на которые у меня не было желания отвечать.

– Здравствуйте.

– Давайте я осмотрю вас.

Под осмотром он понимал глупые вопросы из листочка, приколотого к углу синей папки. Я ненавидела и листок, и папку, и врача.

– Шок проходит, – улыбнулся доктор хилой улыбкой.

Я знала, как звали его, но избегала называть по имени. Он задавал слишком много вопросов и казался жестоким. Его белёсые жидкие волосы сегодня были зачёсаны назад и тем самым подчёркивали худощавое лицо с высокими скулами. Тонкие губы выглядели чёткими прямыми линиями.

Подготовился.

Точно! Подготовился к интервью.

– При первичном осмотре на вас не было нижнего белья. Вы помните, что произошло с вами? Когда вы его лишились? При каких обстоятельствах это случилось?

Коновал! Я никому не стану рассказывать об испытанном унижении. Это наша тайна с тем мёртвым мужчиной-заложником. Только он и я знали, каково смотреть в дуло и просить пощады.

Нет. Я не скажу. Мне не стыдно – мне больно, где-то там, в глубине грудной клетки.

– Вы знаете, зачем Каин убил Авеля? – Губы разлепились с трудом, и я облизнула их.

Воцарилась тишина. Мужчина сверлил меня взором, а я не отводила свой.

– Вы говорите о библейской истории?

Кивнула.

– Это известно всем: злоба и зависть, – откликнулся доктор.

– Тогда я спрошу иначе: почему Авель стал соревноваться с Каином?

– Таковы условия договора. Им было трудно выбирать. Выбора не существовало.