Владимир Апарин - Малахитовая внучка

– Я устала – наконец я услышал внятную фразу и сразу отпустил её.

Да, это была та девушка, которая три дня назад смотрела ночью «Не могу сказать прощай». те же джинсы, звёздочки серёжек в ушах, кроссовки, только батник в шотландскую клетку, подчёркивал высокую грудь, да в разрезе верхней не застёгнутой пуговицы виднелась цепочка жёлтого металла с блестящими камушками. Я захотел её получше рассмотреть и потянулся к выключателю, но она взяла меня за руку и снова прижалась ко мне.

– Не надо света, он будет мешать.

Освещения вообще хватало, прожектор с улицы надёжно пробивал двухрамное окно и даже лёгкие занавески.

– Как тебя зовут?

– Это тебе важно?

– Странно, у нас на «дерибасовской» вообще – то сперва знакомятся, а потом уже устраивают сюрпризы.

– Тебе не понравилось?

– Что?

– Ну всё, сюрпризы, я, всё это, – она снова окунула меня в океан.

Тут послышался стук в дверь, кто-то серьёзно барабанил и возможно даже ногами!

Она вздохнула, посмотрела на меня своими глазищами.

– Иди открой.

– Ну ты что, уснул что-ли, что с тобой, – увидел я добродушное лицо Виктора, – пять минут уже барабаню. Я очнулся. В зале действительно стоял шум и свист. Повернув голову в сторону девушки, я увидел мотающий в холостую проектор, и ….. у стола не было никого!!!

– Ну что ты никак не проснёшься, – Виктор прошёл и включил свет.

– Давай запускай быстрей, на самом интересном месте оборвалось. Он влез на мой стул и стал смотреть в зал. Я не стал клеить порванную часть, просто вставил очередной рулон в следующий проектор и включил.

– Ну вот так и не узнаю чем всё закончилось. Он конечно лукавил, потому что этот фильм забыл вернуть в прокат мой предшественник и он уже второй год валялся под столом и раза два в месяц индийские близняшки демонстрировали сестринскую любовь и самопожертвование.

– Ха-ха, Мишаня узнаю квалификацию, – почему то развеселился Виктор показывая на моё лицо.

– В чём дело? – я потрогал себя по уже вылезшей щетине.

– В зеркало посмотри, интересно с кем это, а догадываюсь, сегодня картошку копал возле бани, признайся, сработало?

Я вышел через тёмный зал в фойе и в ростовом зеркале разглядел, что весь перемазан губной помадой. Тут же я бросился обратно в аппаратную, но кроме Виктора никого не было. Я даже заглянул под стол, за занавеску, в маленький сейф, в шкаф.

– Что ищешь? Дай угадаю, а-ля оп, – и на стол выпала бутылка плодово-ягодного, вторым движением, явно подсмотренным у обоих Акопянов, он вытащил уже известный овощ.

– Галки сегодня нету, в город укатила с утра, так что по-мужски отпразднуем твой успех.

Я шарики-то не мог собрать в кучу и ничего не понимал, а он лез со своей выпивкой.

– Ну что ты сегодня, – Виктор тронул наконец меня за плечо. – давай друг за них, – и протянул складной стаканчик с решением всех проблем.

Амбарный замок мы с Виктором запихивали в пробой в две руки, в одни руки он не попадал, потому что в куртке друга было два внутренних кармана и они были безразмерными. А начиналось всё так хорошо…..

Пробуждение было тяжёлым и резким. Я открыл глаза. Передо мной стоял Михаил Алексеевич.

– Вставай парень, будильник десять минут как звонил.

И включив обоняние, произнёс, – баловаться стал Михаил, ты это кончай, давай.

В деревне укрытой облаком тумана стояла сырая тишина. Даже хозяйский Дружок нарушил обычай и не облаял меня. Выкатив велосипед на дорогу я уже подумывал отказаться от поездки, но вспомнив своей воспалённой головой, что по дороге надо выбираться на приличные холмы, понял, не заблужусь. Действительно с первого же возвышения, оглянувшись и увидев разноцветные крыши Старо-Лежнёво, вершины тополей, капитанский мостик, сушки зернотока и медленное движение тумана с нижней улицы деревни, от бани. Минут через сорок, раз пять нырнув в «белое безмолвие» я взобрался на последний холм, увидел «туманную Швейцарию» и торчавшими из неё «пятак» дойки. Я привык уже, что ко мне навстречу летела разнопородная собачья свора, а я ритуально должен был остановиться на миг чтобы стая ощутила чувство выполненного долга и мирно повернула обратно., но сегодня они привычно разогнавшись на встречу вдруг встали как вкопанные и вздыбили загривки дружно всасывая воздух, а когда я шевельнулся усаживаясь на велосипед взвизгнули и скуля кинулись на утёк. Это меня повеселило.

Сторож сидящий на крыльце будки и дымящий «примой» тоже перестал грустить.

– Эко их как! И чем это ты их Михаил пугнул, чудно даже!

Он начал подзывать всех Каштанок и Рексов, но они не спешили к нему прогуливаясь неподалёку с поджатыми хвостами поднятыми загривками и пылесосили носами, а когда я прикончил сигарету за компанию с дедом, резко поднялся с крыльца, с визгом скалились вниз, в туманное молоко, – объелись чего-то, – рассудил сторож.

Самое интересное началось, когда прокачав систему и поняв, что кто-то из доярок вечером не до конца закрыла вентиль я пошёл устранять заминку. Заметив, что коровки не лежали беззаботно жуя жвачку в ожидании доярок, а уже были на ногах, я перепрыгнул ограждение в желании поскорей закрыть флажок крана как тут же одновременно всё стадо ломанулось в дальний от меня угол загона.

Ограждение затрещало, а стадо гуднуло тысячекратным «му». Из будки охранника повыскакивали пастухи и дружно вспомнили коровьих матерей. Это успокоило весь гурт. Я уже догадавшись, что это видимо связано со мной, закрыв кран медленно вернулся обратно, не делая резких движений. Зато их делали «ковбои», они побежали в дальний конец загона решив, что где-то волк. Правда один из них оглянувшись на оклик сторожа развернулся в обратную сторону, так как и кони сломав жидкую талину привязи тоже убегали в туман.

Ничего не понимая, я быстро скрылся в моторном блоке, отключил ток и сидя там на верстаке, стал дожидаться доярок, заодно размышляя, что бы это всё значило.

Наконец из тумана вынырнул автобус и лихо развернулся перед будкой сторожа. Не проснувшиеся мастера машинного доения, привычно вывалились из его нутра и переговариваясь вполголоса исчезли в помещении вагончика, а оттуда уже с вёдрами тёплой воды и застиранными до бесцветности рушниками, в аккуратных кофейных халатах и таких же косынках растворились в лабиринте дойки.

Псоле привычного «Михаил включай», я нажал тумблер. Механизмы вели себя штатно, выли электромоторы, по стеклянным трубам пошло первое молоко, а по всему тому сооружению пробегала рабочая волна дрожи. Вся эта махина где-то резонировала. Коля-Петя удачно отдыхающий уже третий день не обращал никогда на это внимание, по своему скудоумию, но я то задался идеей – фикс найти причину, пока не стало поздно. Статус будущего инженера обязывал. Доярки, то есть мастера машинного доения, были удивлены сегодняшней дисциплинированностью поведения подопечных. Те не задерживались у постов, а живенько смывались по окончании процедуры в дальнюю часть загона, бегом.