Вера Петрук - Пока дремлют аспиды

От сотрясания пола кучка книг рассыпалась, и Ламия, не удержавшись на вершине, подкатилась прямо к Крону, стукнувшись о его тело – окровавленное, израненное, но не безвольное. Неожиданно сильная рука подтянула ее ближе, и вот они уже вместе лежали под плащом, накрывшим их невидимым шатром. Одной рукой маг обвивал ее за талию, другой придерживал вываливающиеся из живота внутренности, книга с напитавшимися кровью страницами лежала у него на груди, закрывая страшные раны.

– Ламия, – почти нежно прошептал Крон. – Ответь мне честно, ты еще девственница?

Более неожиданного вопроса она не слышала, но, взглянув на то, как Кормак, оправившись от внезапного нападения, в свою очередь отрывает куски от Криста, поняла, что должна ответить быстро и со всей честностью.

– Да, – сдавленно прошептала она, боясь даже предположить, к чему приведет ее ответ.

– Я так и подумал, – прохрипел маг. – Мне нужна твоя кровь.

Она не сопротивлялась, когда он взял ее руку и, впившись зубами в запястье, разорвал вену. На Ламии давно не было никакого заклятья, но она не могла пошевелиться – от боли, ужаса и от необычной нежности, которую вдруг испытала к этому человеку. Крон являл собой пример невероятного мужества, и ей хотелось стать хотя бы малой частью его подвига. Наверное, в тот момент она могла бы отдать ему свое сердце, если бы он попросил.

Когда маг оторвался от нее, рука онемела, но двигалась. Крон же явно почувствовал себя лучше. На Криста, который все еще дрался с Кормаком, он посмотрел, как на покойника. Ведьмак был обречен.

– У нас всего один шанс, – сказал Крон так спокойно, словно перед ним не сидела голая перепуганная девушка, в десяти шагах от них не рвали на части человека, а из него самого не вываливались внутренности. – Надеюсь, Крист подарит мне это время.

Они сидели так тесно прижавшись, что Ламия ощущала, как кровь струится из ран мага и льется на ее тело. Возможно, у нее были галлюцинации, и она разговаривала с покойником. Даже колдуны не смогли бы выжить с такими ранами. А еще ее терзал вопрос: почему Крон сам не спрятался под плащом, а отдал его ей? Если от его жизни зависела свобода, да и вообще существование Альцирона, то разве не естественно пожертвовать какой-то служанкой ради собственной безопасности? Не вязалось поведение мага с тем образом, который успел сложился в ее голове.

– Ты мне нужна, Ламия, – сказал Крон, раскладывая у нее на коленях ту самую книгу, которую подал Кормак, – но тебе нельзя слышать то, что я сейчас произнесу. Поэтому я закрою тебе уши. Не двигайся.

Ламия очень хотела жить. Она понимала, что Крон был единственной слабой защитой между ней и той тварью, которая не догадывалась о ее существовании, но которая уничтожила бы ее, даже не заметив. Когда маг сдавил ее голову с двух сторон окровавленными ладонями, Ламия подумала, что оглохла. Мир не просто стал тише – в нем исчезли абсолютно все звуки. Беззвучно, из последних сил, дрался ведьмак с Кормаком, и ни у кого не возникало сомнений, что чудовище просто играло. Беззвучно падали с полок магические книги, иногда сгорая в полете раньше, чем долетев до пола. Беззвучно шевелил губами Крон, и его глаза были страшнее смерти. Не моргая, маг смотрел на нее, повторяя одно слово, и каждый раз, когда он открывал рот, из него текла кровь, на которую он давно не обращал внимания. Не может в человеке быть столько крови, подумала Ламия, ощущая под собой влажный, набухший ковер.

А затем она закрыла глаза, решив, что, если останется в живых, то увидела достаточно, чтобы кошмары не оставили ее до конца дней. Исчезли глаза Крона, давно не было слышно звуков, и лишь теплые ладони мага мягко сжимали ее уши, покачивая голову Ламии из стороны в сторону. Она унеслась в такт этим странным движениям и почти убедила себя, что спит, когда толчки стали сильнее. Ее отчаянно затрясли за плечи, и Ламия поняла, что руки Крона уже не сжимают ее голову. Да и мир перестал быть безмолвным, просто в нем поселилась тишина. Никто не рычал, не шипел и не дрался, не падали книги, не трещали свечи. Лишь два дыхания нарушало безмолвие магической библиотеки – ее собственное и еще одно, хриплое, прерывистое, с подсвистами и бульканьем.

– Посмотри на меня, Ламия, – раздался шепот у нее над ухом. – Только не кричи.

Ей хотелось закричать уже от одних его слов. Жаль, очень жаль, что все происходящее упорно не желало быть сном. Первым делом она посмотрела себе на колени, где больше не ощущала книги. Ее, действительно, там не было. На голых ногах Ламии лежал плащ Крона, который больше не служил невидимой защитой. Затем она увидела самого мага. Вернее, старика, в которого тот превратился. Если бы не одежда и не глаза, оставшиеся такими же черными и пронзительными, она бы не узнала главного мага Альцирона в том дряхлом деде, который сидел напротив и цеплялся за пол скрюченными пальцами. Одежда старика была по-прежнему заляпана кровью, но в дырах, оставленных жалом и ножом Кормака, раны не виднелись – на сморщенной стариковской коже не было ни одного шрама. Ламии приходилось видеть столетних дедов, но этому старику, наверное, было не меньше пары сотен лет. Лысый череп не сохранил даже остатки волос, кожа на лице обвисла глубокими складками, веки почти закрывали глаза, а губы расползлись в стороны, обнажая редкие, побуревшие зубы. Крон не был красавцем в зрелости, но в старости стал настоящим чудовищем. Возможно, вся старость была такой – уродливой и омерзительной, ведь разве может быть иначе, когда тебе в затылок дышит смерть.

Маг поднял скрюченную руку и, указав в сторону, просипел:

– Пора убираться отсюда.

Вспомнив о Кормаке, Ламия уставилась на огромную плоть, утыканную щупальцами, клыками и рогами, которая никуда не делась. Кормак по-прежнему заполнял библиотеку, нависая сверху и наползая со всех сторон. Только теперь он не двигался. Его щупальца хаотично разбросались по воздуху, замерев в нелепых позах, несколько жал воткнулись в ковер рядом с Ламией и Кроном, а из одного отростка, угрожающе нависнувшего над людьми, отчетливо проступило человеческое лицо чудовища. Также замер и Крист, только если в недвижимой позе Кормака все было неестественно, молодой ведьмак лежал так, как полагалось лежать разорванному на части трупу. Его голова отлетела почти к самым ногам Крона, а искореженное туловище выглядывало из-под навалившейся на него плоти чудовища. Крист был мертвее мертвого, и Ламия почувствовала, что плачет. Слезы хлынули из нее, словно кровь из колотой раны, и сдерживать их не было ни сил, ни желания.

– Это заклинание безвременья, – тихо просипел Крон, указывая на неподвижного Кормака. – Первое из трех, на которое у меня хватило сил. Я исказил время в библиотеке, и любой другой был бы обречен провести здесь вечность, но только не Кормак. Думаю, месяц у нас есть. Может, меньше. За это время мы должны закончить третье заклинание, чтобы справиться с ним, когда он очнется.