Григорий Кац - Мошенник из Багдада

Видя мои слезы и узнав у Бориса их причину, граф фон Готлиб смягчился и сказал, чтобы я подготовил меморандум на мои вопросы и представил ему не позднее завтрашнего дня.

Мы с Борисом покинули колесницу посла и отправились в караван-сарай пешком. По дороге мы завернули в посольство, и Борис показал мне мое рабочее место. В комнате было человек пятнадцать пустодомов, которые строчили что-то на больших листах бумаги. Пройдя далее к кассиру, Борис сказал, что мне установлена плата – двадцать туманов в месяц плюс квартирные. Аванс, который его светлость кассир выдал мне, был как раз кстати, так как карманы мои после покупки «кустюма» и «пуфель» были пусты.

Придя в караван-сарай, Борис первым делом рассказал, как мне поступать, если потребуется говорить по-русски. Он указал простой способ – писать арабскими буквами все то, что я хочу сказать по-русски. Мы тут же принялись за составление меморандума, и Аллах опять оказался на моей стороне. Все, что я пересказал Борису по-персидски, он по буквам заставил меня записать арабской вязью. Услышав своими ушами русскую речь, которую я без запинки читал по-арабски, я был в восторге и посчитал себя уже русским.

Заставив несколько раз прочитать написанное, он удовлетворенно кивнул, и мы отправились обедать. После обеда Борис отправился по делам посольства, а я сел переписывать свой меморандум, тщательно выводя русские буквы на слух. Из моего сочинения послу станет известно, что хаким Осман был давний короткий приятель моего отца, с которым он служил падишаху в одной из войн. И что после продажи цирюльни хаким взял меня своим помощником. Еще я добавил, что, работая брадобреем, я заимел в Багдаде кучу друзей и почитателей, и готов выполнять любые приказы его светлости графа посла.

Борис, придя вечером в караван-сарай и прочитав мои письмена, немало удивился моей смекалке, взял чистый лист и переписал все это правильно по русски, с добавлением различных эпитетов в обращении к его превосходительству и так далее. Мой меморандум, переписанный Борисом, был милостиво принят, и меня зачислили на специальную секретную службу в пользу его величества царя Николая.

Так как заданий я пока не получал, то подумал, что неплохо было бы обновить дружбу с мирзой хакимом. Я набрался смелости и пошел в этот дом, который связан был с моими первыми любовными страданиями. Увижу ли я Айше? Захочет ли она после всего видеть меня? К моему удивлению, хаким встретил меня с большим почетом, усадил на почетное место и сам стал прислуживать, называя меня «мой господин», «на ваш глаз», я «ваш покорный слуга и прочее». Вначале я подумал, что это просто знак уважения к моему посольскому назначению, но через несколько минут любезностей я понял, чего от меня хочет этот хитрый лис. Все оказалось просто. Зная мою способность завоевывать друзей будучи брадобреем или помощником хакима, мирза различными увертками привел меня к мысли, что, работая в посольстве России, я все равно остаюсь персом и подданным падишаха. И кровопроливец будет только рад, зная, что его соплеменник, его подданный, может докладывать падишаху через его доверенного – мирзу Османа, обо всем, что творится у русских. Смекнув, что в этом случае я смогу одним выстрелом убивать срезу двух зайцев, я напустил на себя серьезный вид и постарался выторговать у мирзы подарок для себя.

– Машаллах, мой господин, – стал юлить мирза Осман. – Какие могут быть расчеты для службы шаху? Это надо почитать за честь, и вся Османия готова лечь костьми, чтобы услужить государю…

– Я не могу препятствовать населению империи служить шаху более усердно, чем это может сделать ваш покорный слуга, – сказал я, сложив руки в молитве.

Видя, что меня не проймешь на патриотизме, мирза хаким согласился: «Я знаю, что может побудить вас усердно служить шаху». Он вышел в хельвет и через минуту привел под мои очи… Айше.

– Вот ваша награда, ага. Хотя я иду против адата и могу быть наказан за то, что потакаю незаконным любовным связям, но служба шаху превыше всего. Думаю, впоследствии я смогу вымолить у Аллаха прощение за это.

Сердце мое отчаянно забилось при виде предмета моей первой любви. Я взглянул на Айше, и увидел холодок в ее глазах. Внутри у меня все перевернулось. «Значит, любовь прошла? – подумал я первым делом. – Зачем тогда все эти попытки стать двойным агентом, работая и на шаха, и на русских? В любом случае, когда это раскроется, меня ждет или зиндан, или тюрьма в России. А если раскроются наши тайные встречи с Айше, меня ждет неминуемая смерть. Так что выбирать?»

Айше была без покрывала, и я видел ее опущенные глаза. «Надо решаться, – подумал я и сказал хакиму Осману: – На ваш глаз, ага, я согласен».

Сделка совершена. Осман вышел куда-то, и я кинулся к своей Айше. Осыпая ее лицо поцелуями, я спрашивал тысячекратно, помнит ли она меня? Любит ли? Айше молчала, только глаза ее наполнились слезами. Хаким вошел, и мы отпрянули друг от друга.

– Я буду давать Айше поручения в городе два раза в неделю, – сказал Осман. – Она будет приходить, и вы будете давать ей письменные уведомления о том, что происходит в русском посольстве. Иногда она будет приносить бумаги с вопросами, на которые вы сможете отвечать. Вам следует снять квартиру в городе и договориться о времени встреч. Это должно быть секретно, чтобы русские ничего не заподозрили.

Проговорив это, хаким отправил Айше обратно в хельвет. Я тоже попрощался с мирзой и вышел, тяжело вздохнув.

Зайдя в близлежащую кофейню, я заказал себе кофе и стал обдумывать ситуацию, в которой я оказался, по милости Аллаха. Недаром меня зовут Юсуф Бендер ибн Ибрагим. За двумя глотками крепчайшего кофе я мигом нарисовал себе картину того, что может произойти. Проследив за Айше, любой филер из шахской резиденции может захватить нас на месте и, обвинив в прелюбодеянии, подвергнуть и Айше, и меня жестоким пыткам, а может, и смерти. Проследив за мной, российские сыщики могут, в свою очередь, захватить Айше с бумагами, которые я буду передавать хакиму о деятельности русских. Тогда мне и тут не отвертеться, и русские сыщики отправят меня в тюрьму в самой России за шпионаж в пользу Османской Империи. Открыто приходить в дом мирзы хакима тоже нельзя. Узнав об этом, русские сочтут, что Осман сознательно снабжает меня ложной информацией, и могут отказаться от моих услуг, что приведет к потере интереса хакима к моей службе в посольстве. Тогда надобность шаха во мне отпадет сама собой, и мне останется лишь заново осваивать профессию брадобрея.

Мои горестные размышления прервала стая голубей, которые слетались за крошками со столов посетителей. Я приметил крупного самца, который настойчиво кружил возле голубки и в конце концов ее получил. Не удовлетворившись одной, голубь стал обхаживать другую голубку из прилетевшей стаи. Я стал внимательно наблюдать за поведением птиц и заметил, что птицы без стыда время от времени совокупляются на глазах у прохожих и самой стаи. И тут мня осенило, Машаллах. Я наскоро помолился Аллаху за совет, который он дал мне в образе птиц, и мне стало понятно, как вести себя в этой запутанной ситуации.