Тейлор Дженкинс Рейд - В горе и радости

– Нет, я не голодна.

Едва ли я когда-нибудь вообще захочу есть. Какое оно, ощущение голода? Кто это помнит?

– Я знаю, что ты не голодна, и все-таки тебе надо поесть, – не отступала Ана. – Если бы ты могла выбирать из всех блюд на свете, что именно ты смогла бы сейчас проглотить? Не думай о здоровье или расходах. Просто назови, что бы ты съела.

Обычно, когда мне задавали такой вопрос, я отвечала, что хотела бы биг-мак. Я всегда хотела просто биг-мак, самую большую упаковку картошки фри, которая есть в «Макдоналдсе», а потом стопку «чашек» с арахисовым маслом «Reese’s». Мое нёбо не привыкло к вкусу изысканной еды. Я никогда не любила суши или хорошее шардоне. Я сходила с ума по картошке фри и кока-коле. Но не теперь. Сейчас для меня биг-мак был таким же привлекательным, как степлер. С таким чувством я бы его съела.

– Нет, ничего. Не думаю, что мне удалось бы что-то проглотить.

– Суп?

– Нет, спасибо.

– Сегодня тебе придется поесть. Обещаешь мне, что съешь хоть что-нибудь?

– Разумеется, – сказала я, но знала, что есть не стану. Я лгала. Я не собиралась выполнять это обещание. Да и какой смысл в обещаниях? Как мы можем ожидать, что люди сдержат данное слово, когда мир вокруг нас настолько непостоянный, непредсказуемый и бесчувственный?

– Сегодня тебе нужно зайти в похоронную контору, – напомнила Ана. – Хочешь, чтобы я им сейчас позвонила?

Я кивнула. Это все, что я могла сделать. Поэтому сделала.

Ана взяла свой телефон и позвонила в контору. Судя по всему, я должна была позвонить туда накануне. Я слышала, как секретарша произнесла что-то вроде «вы опоздали». Ана не осмелилась передать мне информацию, но по ее тону я догадалась, что ей приходилось несладко. Дайте мне с ними поговорить. Только дайте. Я буду счастлива наорать на людей, наживающихся на трагедии.

Ана отвезла меня в офис погребальной конторы и припарковала машину на улице перед ним. Под зданием был гараж, но парковка стоила два с половиной доллара за каждые пятнадцать минут. Это казалось настоящим абсурдом. Я отказалась поощрять этих рвачей, пользуясь их услугами. Это не имело никакого отношения к моему горю, кстати. Я всю жизнь ненавидела завышенные цены. На табличке было написано, что парковка бесплатная, если вы воспользовались услугами погребальной конторы «Райт и сыновья». Но это выглядело жалко. «Да, мы хотим его забальзамировать. Кстати, подпишите мою квитанцию на бесплатную парковку».

Ана достаточно легко нашла местечко на улице. Я посмотрелась в зеркальце со стороны пассажира и поняла, что мои глаза налились кровью, веки покраснели. На щеках выступили розовые пятна. Ресницы склеились и блестели. Ана протянула мне большие темные солнечные очки. Я надела их и вышла из машины. Поймав свое отражение в зеркале машины еще раз, я почувствовала себя Джеки Кеннеди. Одета для встречи, большие темные очки. Возможно, каждая женщина в глубине души хочет быть Джеки Кеннеди, но они имеют в виду Джеки Кеннеди первую леди или Джеки Кеннеди Онассис. Никто не хочет быть похожей на нее в горе.

Ана подбежала к паркомату и собралась засыпать в него четвертаки, но обнаружила, что их у нее нет.

– Проклятье! У меня кончились четвертаки. Ты иди туда, а я обо всем позабочусь, – сказала она, направляясь обратно к машине.

– Нет. – Я порылась в бумажнике. – У меня есть немного. – Я опустила монеты в паркомат. – И потом, я не думаю, что справлюсь без тебя. – И я заплакала снова, захлебываясь. Слезы потекли по моему лицу, становясь заметными только тогда, когда они вытекали из-под больших стекол очков.

Когда мы сели в машину Бена, он спросил, готова ли я к приключению, и я ответила, что готова.

– Я говорю о настоящем приключении.

– Я готова!

– А что, если это приключение ведет нас в ресторан, до которого ехать больше часа?

– Если ты будешь за рулем, то меня все устраивает, – сказала я. – Хотя я не очень хорошо представляю, что может заставить нас проделать такой путь.

– О, это ты предоставь мне. – Бен повернул ключ зажигания.

– Ты говоришь загадками, – заметила я, но он проигнорировал мои слова.

Бен протянул руку и включил радио.

– Ты отвечаешь за музыку и при необходимости будешь штурманом.

– Меня это устраивает. – И я мгновенно переключила приемник на Национальное общественное радио. Когда зазвучали низкие монотонные голоса, Бен покачал головой.

– Ты одна из этих? – спросил он с улыбкой.

– Я одна из этих, – ответила я, не смущаясь и не извиняясь.

– Мне следовало бы догадаться. У такой красивой девушки, как ты, должен был обнаружиться какой-то недостаток.

– Ты не любишь разговорное радио?

– Полагаю, я его даже люблю. То есть я люблю его той же любовью, что и визиты к врачу. Они служат определенной цели, но веселья от них маловато.

Я рассмеялась, и Бен посмотрел на меня. Он смотрел, пожалуй, слишком долго, и я занервничала.

– Эй! Смотри на дорогу, казанова! – крикнула я. Казанова? Это кто сейчас сказал? Мой папа?

Бен тут же отвернулся и сосредоточился на трафике.

– Прости. Безопасность прежде всего.

Когда мы выехали на скоростное шоссе, он выключил радио.

– Я в курсе последних сообщений о пробках, с меня хватит, – сказал он. – Мы будем развлекать друг друга старым испытанным способом.

– Старым испытанным способом?

– Беседой.

– Ах да, верно, беседой.

– Давай начнем с основного. Ты давно живешь в Лос-Анджелесе?

– Пять лет. Я приехала сюда сразу после колледжа. А ты?

– Девять. Я приехал сюда, чтобы поступить в колледж. Похоже, мы закончили учиться в один и тот же год. Ты где училась?

– О, в Итаке. Мои родители учились в Корнелле и заставили меня побывать там на дне открытых дверей. Меня это не слишком впечатлило. Итака показалась мне лучшим вариантом. Сначала я выбрала медицину, но через пару месяцев поняла, что врачом быть не хочу.

– А почему ты вообще задумалась о медицине? – Мы уже мчались по скоростному шоссе, и можно было расслабиться и не слишком следить за дорожным движением.

– Мои родители врачи. Мама менеджер по персоналу в больнице моего родного города, а папа работает нейрохирургом там же.

– Нейрохирургом? Это внушает страх, – добавил Бен.

– Мой папа внушает страх. И с мамой не так просто. Они не слишком обрадовались, когда я сменила основной предмет специализации в колледже.

– Так вот какая у тебя семья? Они на тебя давят? Успех во что бы то ни стало?

– Родители всегда нацелены на достижение максимального результата. Вот только я не такая. Я из тех, кто работает, чтобы жить, а не из тех, кто живет, чтобы работать.

– Но им это не по вкусу?

Я пожала плечами:

– Они верят, что жизнь для работы, а не для радости, не для смеха. Да, честно говоря, и не для любви, если говорить о них. Только работа. Не думаю, что моему отцу в той же степени нравится спасать жизни, в какой нравится быть лучшим в той области медицины, которая все время развивается и меняется. Для них главное – это прогресс. Библиотечное дело спокойное. И я выбрала этот путь. Они ничего не могли поделать. Родители не слишком вовлекались в мою жизнь, понимаешь? Поэтому, когда я сменила специализацию, для всех нас наступил момент… Это был разрыв. Им незачем стало притворяться, что они меня понимают. И мне незачем было делать вид, что я хочу иметь в жизни то же, что и они.