Галина Голицына - Письма Серебряного века

– А какую ценность он представлял? – оживился Феликс.

– Видите ли, наша прабабушка была литературно одарённым человеком, во времена своей молодости писала стихи. И даже, представьте себе, состояла в переписке с самыми известными акмеистами – Гумилёвым, Городецким, Мандельштамом и даже с великой Ахматовой. Вернее, это не переписка в полном понимании, как мы привыкли… Дело в том, что прабабушка до революции жила в Петербурге и была со всеми этими людьми знакома лично, представляете? Ну, тогда же все они были просто милыми молодыми людьми, которые хотели самовыразиться посредством поэзии, хотели донести свои мысли до широких масс. Поэтому, конечно, они не вели очень уж замкнутую жизнь, а наоборот, старались общаться с интеллигенцией, особенно с молодёжью, устраивали литературные вечера… И на таких вот вечерах наша прабабушка с ними встречалась, беседовала, и нередко эти молодые поэты дарили ей – да и не только ей! – те рукописные листочки, с которых они читали свои новые стихи. Вот эти-то листочки мы всегда хранили как зеницу ока. Правда, там ещё были и письма. Два письма Ахматовой и одно – Мандельштама. Ну, это когда прабабушка с бабушкой уже здесь жили, в Тимофеевске…

Под мерное журчание её надтреснутого голоса я задремала, сложив руки на столе и положив сверху голову. Очень это всё, конечно, познавательно, но так скучно…

Феликс, проходя мимо моего стола, слегка щёлкнул меня по макушке: не спи, замёрзнешь! Я моментально села ровно, выпрямила спину и вытаращила глаза, как новобранец на плацу: я, дескать, вся – внимание!

– … а поскольку я оказалась в нашем роду последней, то тётя Аделаида велела мне после её смерти передать все эти бесценные бумаги в наш областной музей. Конечно, эти документы ушедшей эпохи могли бы стать настоящей жемчужиной частной коллекции, но как-то не хотелось, чтобы они были похоронены в чужом шкафу…

– А что, предпринимались попытки купить их у вас? – заинтересовался Феликс.

– Нет, мы же не афишировали, что владеем таким богатством. Понимаете, для нас это было богатство совсем другого рода, нематериальное… Для любого коллекционера или музея важно то, что эти листочки исписаны рукой великих людей. А для нас куда более важным был тот факт, что эти листочки были подарены или даже специально написаны для нашей прабабушки. Ну, как вам объяснить… Вот фамильные драгоценности ценятся ведь не столько наличием драгоценных камней, сколько тем, что они – фамильные!

– Да-да, я понимаю, – закивал Феликс. – То есть вы предполагаете, что охотились именно за этими документами?

– Нет, юноша, я другого боюсь. Чтобы понять ценность такого архива, нужно в этом очень хорошо разбираться. А ворами могли оказаться люди самые серые, необразованные. Вполне могло быть так, что воры сгребали всё подряд по принципу: вали кулём, там разберём! Поэтому своими настоящими трофеями они могли посчитать две пары серёжек с синтетическими камнями и несколько колечек советской штамповки, которые были у тёти.

– Так чего вы хотите больше: убийц найти или архив вернуть? – не выдержал Феликс.

– У меня, юноша, две цели. Я хочу найти этих подонков, чтобы их можно было за убийство безобидной и беспомощной старушки наказать по всей строгости закона. Ну, и архив вернуть, если удастся. Если, конечно, они не выбросили его на помойку… Но ведь обе эти цели неразрывно связаны, не так ли?

– Да, вы правы. И мы с сестрой немедленно приступим к вашему делу. Я сейчас свяжусь с майором Коршуном, а вы с Аней поезжайте в тётушкин дом.

– Но туда нельзя! – всполошилась Понизовкина. – Там опечатано ещё…

– До сих пор опечатано? – удивился Феликс. – Четвёртый месяц подряд? Ничего себе… И чем они это мотивируют?

– Так я же не спрашивала…

Феликс хмыкнул:

– Напрасно! Они, похоже, просто забыли об этом. Ладно, нас квартира пока не очень интересует. Аня с соседями поговорит. Для начала нам этого будет достаточно.

– Но ведь милиция уже говорила с ними! Причём сразу же. И никто, представляете, никто ничего не видел и даже не слышал!

– Дарья Михайловна, но вы же разочаровались в работе милиции и обратились к нам, – напомнил Феликс. – Так уж теперь позвольте нам поработать, как мы сами это понимаем.

– Да, конечно, конечно, – забормотала посетительница и стала постепенно вставать.

Однако сделать ей это было не так-то легко: и возраст, и вес огромный, и вообще разволновалась…

Мы с Федей подскочили к ней, подхватили под белы руки и повели к двери.

На улице я усадила её в машину, сама села за руль и сказала:

– Будете моим штурманом.

– Есть, мой командир! – отсалютовала Дарья Михайловна.

А бабулька-то ничего оказалась, с юмором…

Штурманом она оказалась действительно неплохим, поэтому доехали мы сравнительно быстро, почти ни разу не заблудившись. Дарья Михайловна действительно очень добросовестно прокладывала маршрут. Она хотела попасть к нужному дому по самому короткому пути, но чем больше она этого хотела, тем хуже получалось: два раза мы утыкались в знак «пешеходная зона», и мне приходилось разворачиваться, давать круг, а это лишнее время и лишняя трата бензина. Но я на неё не сердилась. Ну, во-первых, она же клиентка, а клиент в нашем деле – царь и бог. А во-вторых, она же хотела как лучше, но забыла, что едет в машине, и дорогу показывала ту, по которой привыкла пешком ходить. Она страшно из-за этого смущалась и нахваливала меня: какой я замечательный водитель. А я её успокаивала и убеждала, что нам ещё никогда не попадалось клиентов, которые были бы такими прирождёнными штурманами. Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку…

В общем, по прибытии на место мы с ней уже были закадычными подружками.

Обход дома решили начать с Полины Григорьевны. Ну, раз уж это она подняла тревогу, то ей и карты в руки.

Полина Григорьевна действительно оказалась милейшим существом. Не соврала Дарья Михайловна! Это была невесомая старушка со сморщенным личиком. Одета она была в такую смешную кофточку: так одевались казачки в старинном фильме «Тихий Дон». К этой кофточке прилагалась длинная, до щиколотки, юбка, покрытая сверху пёстрым длинным фартуком.

Узнав Дарью Михайловну, старушка посторонилась, пропуская нас, и посмотрела на меня с интересом.

– Вот, Полина Григорьевна, я детективщицу привела! – представила меня мадам Понизовкина.

Я кивнула, улыбнулась и сказала:

– Только не детективщицу, а детектива.

– А какая разница? Детектив – это твой брат, потому что он мужчина. А ты – женщина, значит – детективщица. Ну, это как «продавец – продавщица», «уборщик – уборщица».

– Нет, извините. «Дектективщица» – это женщина-писатель, которая сочиняет детективы. А женщина, которая расследует преступления, тоже, как и мужчина, называется «детектив».