Элеонора Мандалян - Там, под небом чужим

Но и стена не стала преградой – пролетев насквозь, как если бы стены не было вовсе, она очутилась в приемной и увидела Левона. Он сидел, обхватив голову руками и, тихонько раскачиваясь из стороны в сторону, как заклинание повторял одну и ту же фразу: «Ты не сделаешь этого со мной, моя Лакшми. Ты этого не сделаешь». От него исходили такие, холодящие душу, флюиды горя и отчаяния, что Лана вся съежилась, как на морозе. «Левушка! Успокойся, – шепнула она ему в самое ухо. – Я вот она. Здесь. Подле тебя. Со мной ничего не случилось. Но для него она вся была там, за дверью операционной – бездыханная, с остановившимся сердцем.

Больница вдруг исчезла. Все погрузилось во тьму, ватную, глухую тьму без звуков и образов. Растерянность овладела ею. Что делать? Куда идти? Но тут в пустоте забрезжил золотисто-молочный свет, будто кто-то в густом тумане включил фонарик. Приближаясь, свет медленно разрастался. А вместе с ним появилось ощущение покоя и защищенности… и чьего-то доброго присутствия. На ее глазах свет начал уплотняться, формируясь в фигуру старца, облаченного в длинные одежды, поверх которых волнами сбегали белые волосы и борода. Небесно-голубые глаза смотрели на нее с отеческим участием.

«Кто ты?»- пролепетала Лана. « Я проводник», – не услышала, а почувствовала она безмолвный ответ. «Где я?» «Дома.» «Я умерла?» «Да, дитя моё. Вы так это называете. Только тебе пока не время возвращаться сюда. Ты не выполнила еще своего предназначения.» «Какого предназначения?» «Ты была послана в Тот Мир, чтобы подготовить путь своей дочери.» «Инги!» «Той, которую ты только что произвела на свет.» «У меня родилась девочка! Но почему именно ей? Ведь есть еше Давид и Инга. И они тоже нуждаются во мне.» «Она ДРУГАЯ. Всегда помни об этом и храни ее, как зеницу ока. Она поведет вас по жизни своими путями. Возвращайся с миром.» Старец начал медленно таять, снова обратившись в сгусток туманного света, а вместо него проступили из пустоты и обрели режущую глаз реальность тревожно склонившиеся над ней лица людей в белых халатах. Лана очнулась, обнаружив себя снова в операционной. Отерев пот с лица, врач облегченно выдохнул: «Слава тебе, Господи! Вернули!»

А вот и Вика. Мать невольно залюбовалась ею. Как грациозно и легко шла она по узкому проходу, лавируя между выставленными коленями и локтями спящих пассажиров, никого не задевая.

– Я раздобыла апельсиновый сок. – Девочка наклонилась к сестре, протягивая ей прозрачный пластмассовый стаканчик. Но Инга уже снова спала, свернувшись клубочком.

– Ну и что мне теперь делать? – Вика обернулась к матери.

– Давай сюда. Я выпью за нее, – нашла выход из положения Лана. – А ты пей свой и спи дальше.

– Не хочется. Я лучше почитаю.

– Что ты взяла с собой?

– Ахмадулину.

Вернувшись на место, Вика откинула столик, положила на него изящный томик стихов в белом с золотом переплете, поставила рядом недопитый стаканчик и закрепила на ухе завиток наушника. Теперь она должна была чувствовать себя вполне комфортно – любимые стихи, музыка, прохладительный напиток и уединение.

Вика постоянно чем-нибудь удивляла Лану, а то и ставила ее в тупик. Удивляла, в первую очередь, своим нестандартным мышлением. С тринадцати лет она стала убежденной вегетарианкой. В тот вечер, склонившись над альбомом, Вика что-то старательно рисовала. Она вообще любила рисовать, и у нее это хорошо получалось, как, впрочем, все, за что бы она не бралась. «Что ты рисуешь, Викулик? Можно посмотреть?» – Ласково обняв дочь, Лана заглянула через ее плечо в альбом и в ужасе отпрянула. С белого листа на нее злобно смотрело фантастическое существо. Тело у него было человеческое, облаченное в кокетливое женское платье и туфли на высоком каблуке. На шее бусы. Гривоподобная копна волос. Но лицо! Не лицо, а звериная морда с огромной клыкастой пастью и высунутым языком, с которого капала кровь. Чудовище напомнило Лане индийского бога смерти – Яму. «Тебе не нравится? – Девочка изобразила наигранное удивление. – Это же мой автопортрет.» «Вика, милая, что за странные фантазии!» Лана нахмурилась. «Я вот что подумала, – отложив карандаш, заговорила дочь тоном взрослой женщины. – Всех хищников, питающихся чужим телом, мать Природа наградила огромной пастью, здоровенными клыками и когтями, чтобы было чем это тело раздирать. Но ведь самый страшный, самый безжалостный и ненасытный хищник это человек. Он поедает в огромных количествах коров, овец, свиней – и вообще все, что бегает, летает и плавает. А у него при этом «жемчужные» зубки и маленький симпатичный ротик, которым он умильно целует в носик свою любимую собачку. Наверное, из тоски по клыкам люди выдумали вампиров. Объясни мне, мама, как может человек быть настолько лицемерен, как он может, переваривая в своем желудке мясо убитого и съеденного им животного, с ангельским видом распространяться о высоких материях, писать сентиментальные стихи. Я считаю, что внешний вид должен соответствовать внутреннему содержанию, чтобы все остальные жители планеты могли видеть, с кем имеют дело. Вот я и изобразила себя в подлинном виде. Одно из двух – или мы хищники, или Боги. Ты не находишь?» «Вика! Ты пугаешь меня», – расстроенно пробормотала Лана. «Я не хочу быть такой, мама. Я не хочу, чтобы у меня были клыки и пасть как у геены. Даже если это никому не видно, это видно мне. Поэтому никогда больше не предлагай мне мяса. – Помолчав, она добавила: – А еще, знаешь, что я подумала. Что человек не мог произойти от обезьяны, сколько бы он сам себе зто не доказывал. Потому что обезьяна никогда не питалась падалью, как это делаем мы, люди.»

Северо-восточный берег Америки был сплошь изрезан бесчисленными фьордами и лиманами, глубоко вдающимися в материк. Казалось, половина Канады затоплена болотами. Как они там живут, удивлялась Лана. Разве что клюкву круглый год собирают. Будь такое в их стране, давно бы уже понастроили плотин и дамб, и все это никчемное количество воды осушили.

В их стране! Где она, «их страна», необъятная, могучая, гордая? Страна, которую одни любили, другие боялись, и все без исключения считались с нею. Страна умных ученых, талантливых творцов, бескорыстных тружеников… ну и немножко пьянчужек – для ассортимента. Страна высокой духовности и безграничного творческого потенциала. Лана абсолютно искренне разделяла гордость и пафос Маяковского по части: «Читайте, завидуйте, я – гражданин Советского Союза!». Тем более, что и жилось им в их многонациональной «Семье Советов» совсем неплохо. Муж, получив высшее образование в московском техническом ВУЗе, безо всякой поддержки извне, прошел в Ереване путь от простого инженера до директора своего же завода, а потом и шагнул выше – в союзные управленческие структуры, благодаря чему Лана, уже с семьей, снова оказалась в Москве. Им выделили прекрасную квартиру на Котельнической набережной. По советским меркам, у них было все, что только можно пожелать. Дети учились в спец. школе. Окончив десятилетку, сын поступил в Строительный институт.