Татьяна Стекольникова - Правило перевернутой страницы

– Сварю ему яйцо, – Аполлинария заглянула в холодильник. – Он же будет есть яйцо?

– А я знаю? Мы его всегда кормили зерновой смесью из зоомагазина…

Аля поставила кастрюльку с водой на газ, мысленно обвиняя Лидку в черствости. За этим обвинением последовали эпитеты «скрытная», «хитрая», «обманщица» и парочка других слов, более энергичных, но Аполлинария заставила себя отвлечься от Лидкиных грехов. Освободившееся в мыслях место моментально занял Продавец бананов, и она едва не опустила яйцо мимо кастрюли.

– Иди завтракать, – позвала ее Лида. – Мне сегодня не к первому уроку, мои третьеклашки уже на каникулах.

Но Аполлинария села за стол только после того, как сварила яйцо, остудила его, нарубила и засыпала в кормушку, продолжая представлять Продавца бананов, как он протягивает ей яблоки.

– У тебя новые соседи? – спросила Лида, наливая Аполлинарии какао. – Такие странные…

– Спекулянты… – Аля, помешивая ложечкой какао, рассказала, как соседка продала только что приобретенный холодильник.

– А ты их близко видела? – Лида посмотрела на дверь кухни, будто странные соседи вдруг возникли в дверном проеме. – Я вчера вечером с ними столкнулась. Выходили из квартиры. То ли два парня, то ли две девки, то ли ассорти, парень с девкой, не поймешь, кто из них кто. Одеты одинаково: джинсы, косухи. Оба косматые какие-то. Я ключ в скважину толкаю, а одна… или один… заявляет: «Вроде здесь другая баба живет!» Я, конечно, сразу воспитывать кинулась: «Вас, молодые люди, что, здороваться с соседями не учили?» А они заржали и пошли. И голос у этого… этой… знаешь, такой был… такой…

– …мальчишеский, – подсказала Аполлинария.

– Во-во… Или как у девицы, которая старается говорить грубым голосом. Короче, странные. Надо за ними последить.

– Это как? Хвостом ходить?

– Пока в глазок по очереди будем смотреть.

– Вот ты и смотри, у тебя каникулы. А мне работать надо!

– Ну и работай! Давно бы уже на себя работала, а не на дядю. Издавалась бы… С таким именем, да еще с такой фамилией, как у тебя, и псевдонима не надо. Может, и правильно, что за Жорку не вышла, была бы теперь Шишкина. Аполлинария Шишкина! Смешно! На писателя не тянет. А вот Аполлинария Перова – это да! Вообще как из прошлого века: Аполлинария Аркадьевна Перова. Красиво, не то что у меня! Подумаешь, Лидия Ивановна Илииванова! Фамилия-то какая дурацкая! Хоть бы просто Иливанова! Так нет, ИЛИ Иванова, вечные насмешки: или Петрова? или Сидорова? И зачем я согласилась Федькину фамилию взять? А имя – типичная училка!

Аполлинария, которую назвали в честь бабушки, маминой мамы, и которой всю жизнь внушали, что она должна соответствовать образу этой незаурядной женщины и быть во всем как она, не стала развивать тему. Имя ей, конечно, нравилось: редкое. В каком бы обществе ни оказывалась Аля, других Аполлинарий рядом не было. По пять Ксюш, Ань, Кать, штуки три Светы, но Аполлинария всегда одна. Имя имело и свои минусы. Девять из десяти человек начинали звать ее Полиной, и приходилось объяснять, что Полина и Аполлинария – разные имена. И тогда народ начинал отвязываться, сочиняя укороченные формы: Рина, Лина, Лана, Поля, Ария… А один остряк вообще окрестил ее Поляной и страшно веселился, рассказывая, как вчера лежал на поляне. «Не подумайте, что это наша Аполлинария, – укатывался он. – Поляна – это открытый участок в лесу. Там травка растет, кустики…» И тут же начинал петь: «На солнечной поляночке, дугою выгнув бровь…» Кретин…

Аля посмотрела на подругу, ожидая, что та все-таки расскажет ей о стыренных баксах, но Лида спросила только, не звонил ли Федор:

– Я же сотку отключила, ему осталось сюда звонить.

– А почему ты так уверена, что он будет тебя искать? – закинула удочку Аля.

– Четверть века прожили вместе, привык. Он дома без меня как без рук, ничего не найдет.

– Наташку вызовет из Болгарии, дочь все-таки. Или домоправительницу наймет… молодую…

И Аполлинария замолчала, неожиданно для себя погрузившись в мысли об изгнанном сожителе, которому сейчас гораздо лучше, чем ей, потому что он рядом с любимой женщиной. Но Аля вдруг поймала себя на том, что перестала испытывать горечь предательства и утраты. Это открытие ее поразило, она попыталась найти причину и, покопавшись в себе, не нашла ничего, кроме образа Продавца бананов. И грусти. Но не из-за лет, зря потраченных на Жорку. Она не знала, что делать с любовью, вдруг свалившейся на нее.

– Лидка, как я выгляжу? – неожиданно для себя спросила Аля.

– Хреново, – с готовностью ответила Лида, щедро намазывая маслом кусок батона. – Толстая, помятая, лохматая тетка с несчастным лицом. Конечно, до быдлобабы ты не дотягиваешь, изуродована, как говорится, интеллектом, но…

– Добрая ты, Лидочка, – Аполлинария отвернулась и стала смотреть в окно, из которого был виден кусок голубого неба с белым облаком, похожим на яблоко. Ей теперь что, всюду будут мерещиться фрукты и овощи?

– Но все поправимо! Найдем тебе мужика, сразу помолодеешь! – не унималась Лида.

– Это кто ж на меня позарится, если я толстуха с несчастным лицом?

– Говорю же, найдем!

– А я, может, не хочу!

– Люди добрые, посмотрите на нее! Все хотят, а она не хочет! Седина, вон, на всю голову! И даже в тех местах, о которых не принято говорить! Ну, с сединой, понятно, борешься. Но время-то уходит. Скоро совсем товарный вид потеряешь, дождешься! Что с тобой?

– Втюрилась! Втюрилась! Втюрилась! – вдруг заголосил попугай.

– Что, правда? – удивилась Лида.

– Нашла кого слушать! – нахмурилась Аля. – Безмозглого какаду! И потом… Себе бы поискала! Ты у нас теперь тоже одинокая. И не худенькая, между прочим!

Дивное майское утро, наполненное терпким ароматом распустившейся листвы и щебетом птиц, вдруг утратило краски, запахи и звуки, превратившись в обыденный четверг.

– Ой, времени-то уже, времени! – спохватилась вдруг Лида. – Побегу, а то директриса мне втык сделает, если на педсовет опоздаю!

Закрыв за подругой дверь, Аля возвратилась на кухню. Попугай с видом победителя торчал на своем насесте, а содержимое кормушки было раскидано по подоконнику. Завидев Аполлинарию, какаду отвернулся.

– Так, животный мир, с тобой все ясно, объявил голодовку.

Попугай по-прежнему сидел, уставившись в окно. Его оранжевый хохолок красноречиво топорщился.

Аля покопалась в ящике кухонного стола, нашла маленький висячий замок и пропустила его дужку через прутья клетки, захватив дверцу.

– Самовольные вылеты, выходы и выползы накрылись медным тазом. Будешь отправляться на прогулку по графику, как все зэки… – и она повесила ключик от замка на ручку сахарницы, чтобы Барбаросса его видел, но достать не мог.