Алина Дмитриева - Шамбала

Уставшая, разбитая, опустошенная, я поднялась к себе в комнату. Здесь, в этом доме, у меня не просто свой угол – как то было у тетки – но четыре стены, в которых можно запереться и отгородиться от внешнего мира на несколько часов. Матрацы на постелях набиты ароматными травами, а не жестким сеном, оттого и спать много приятней. Теперь синтепоновые матрицы могут себе позволить лишь жители Метрополя; нам, рабочим крестьянам неведома подобная роскошь. Зато пледы грубой вязки Мальва сотворила собственными руками: у каждого был свой особый узор – что-то вроде древних вышиваний времена «Земли под белыми крыльями». Так называли нашу родину прародители.

Ной лепил из глины кухонную утварь и забавные фигурки – на Рождество и Пасху; для меня он сотворил фигурку волка – как символ провинции, в которой родилась.

Но я слишком устала, чтобы предаваться воспоминаниям. Едва коснувшись постели, я поняла, как сильно мое тело утомлено и жаждало отдыха. Однако рука наткнулась на сложенный лист бумаги, и любопытство пересилило сон.

На задней площадке, за хлевом, Киану рубил дрова. Он мог это делать только ночью, когда стражи порядка спали на своих постах. Дом и сама Долина находилась все же в опасной близости от границы и ее охранников.

Впервые за долгие годы – кои отличались особым непримирением с общественностью – мне не хотелось топить свое горе в темном, беспросветном одиночестве. Пусть хоть кто-то помог бы пережить эту ночь, далее бы старалась справиться сама. К Герду не подступишься, не после того, что натворила; Ной рано отходит ко сну, как и Мальва, незачем их тревожить понапрасну; Орли вовсе не выносит моей физиономии; к Натаниэлю с Руни не стоит соваться – вечно у них распри личного фронта. Остался только Киану. одинокий, как волк, но не потерянный. Вот уж кто сохранит мои терзания.

Недолго думая, спустилась к нему. Стояла кромешная тьма беззвездной ночи – и пальцев рук не разглядишь.

– Странно, что Герд не вздул тебя, как следует, – бросил напарник.

Я устроилась на старой сбитой лаве и подтянула под себя ноги.

– Лучше молчи, Киану, – уже не было сил с ним препираться.

– Тогда зачем ты пришла, девочка Кая? – усмехнулся он и с силой ударил топором о молодой пень.

Я опустила глаза.

– Она оставила записку… Она была готова уехать… Почему ты мне не сказал?

Он разрубил половину пня на четыре части.

– Кара сама попросила. Сказала, так будет лучше, – он снова замахнулся. – И еще Герд.

Я фыркнула. Киану расколол надвое тонкий створ и вытер ладонью пот со лба.

– Они не зря опасались, – улыбнулся Киану. – Ты бы взбунтовалась много раньше.

Он принялся собирать дрова и ровно укладывать их под навесом у другой стороны хлева. Наполовину спрятавшись за углом, продолжил:

– Тебя ведь, девочка, не оттого берегут, что ты младше всех. Сколько тебе? Шестнадцать или семнадцать?

– Восемнадцать.

– Они помалкивают, потому что ты пришла к нам самой последней – но так и не научилась работать в команде. Ущелье воспитало тебя – не Герд.

– Я не понимаю, зачем тетка привела меня к Герду тогда, шесть лет назад.

Киану продолжил носить дрова, но ничего не ответил. Когда он закончил, то вылил на себя ведро воды, взял полотенце, подошел к лаве. С груди его скатывались крупные капли чистой горной воды и падали на ночную землю. Воздух настыл, его ночная прохлада вселяла какое-то благоразумие, а не толкала на буйство.

– Где она будет жить? – я вертела в руках записку.

– Герд нашел ей милую квартирку рядом…

– Рядом с чем? – вдруг я насторожилась.

– Недалеко от ее работы, – Киану снял с шеи полотенце и присел рядом.

– Какой еще работой?

– Герд устроил ее секретарем в Министерстве Иностранных Дел.

– Да он с ума сошел!

– Чш! – шикнул Киану, и брови его сошлись на переносице. – Я не должен был этого говорить.

– Ну разумеется.

– Там пригретое местечко, Кая. Почему бы нет?

– Но ведь скоро выборы. Она может попасть под удар. Периферийные интеллектуалы у них на особом счету. Я уже не говорю о новичках…

– Герд вложил в нее слишком много. Она справится.

Я заглянула ему в глаза: он и правда верил собственным словам.

– Комитет знает слишком много. Она – беззаконница.

– Герд достал паспорт.

– Ах, Герд, этот вездесущий Герд! Что за цели он преследует, посылая лучших в логово волков?

– Не кипятись, девочка.

Наш разговор мог продолжаться бесконечно, но мы оба слишком устали. В такие моменты я чувствовала к нему тонкую, особую привязанность. Мы даже могли ладить, ведь он умело хранил мои секреты, преимущественно те, коим становился невольным свидетелем лично.

– Она была нашей Единицей, Кая, – глядя в темноту, серьезно произнес Киану, – она – воплощение Герда. Она справится. Эта миссия для таких, как она – для избранных.

Герд потащил меня с собой. Он предвидел все, что произойдет, это был мне урок, тест на выживание.

Никогда прежде мне не доводилось переступать порог здания Городского Совета. Это – центр Волчьего Ущелья, нашей Седьмой провинции. Оно растянулось на холму, как прямая желтая лента, как чистилище. Оно несло в своих стенах интересы государства и, прежде всего, нашего Правителя. В тот день произошло многое.

К нам приставили некоего провожатого, очевидно, очередного приспешника Метрополя.

Я не знала, в какой кабинет нам надлежало зайти, но часы уже показывали десять минут четвертого; собрание явно затянулось. В типично конторской тишине работал телевизор. Он висел в углу, как инородный объект в этом городе – никто из граждан не мог позволить себе такую роскошь. Бона с Муном еще знавали иные времена, но под тяготами распрощались со всем, что когда-то имели их отцы.

Я таращилась в этот плоско-надменный ящик, удивляясь, что кто-то в Ущелье еще смотрит новости. После очередного выпуска, где сладкоголосая блондинка сообщала о стабильности Метрополя, включили рекламу туристической компании. Я усмехнулась, глядя на здоровые, загорелые тела молодого человека и девушки, чьи уложенные волосы развевал ветер, а ухоженные пальчики рук держали стаканы со свежевыжатым соком. Я снова усмехнулась. Герд покосился на меня. Улыбался он редко, но порой его глаза излучали нечто похожее на веселье. Он меня понимал. Он понимал всю нелепость положения.

– Спонсор нашей программы – «Сан Трэвэл». «Сан Трэвэл» – пусть солнце улыбнется вам!

Эпичные ноты дешевой композиции завершили это издевательство. Улыбки моделей погасли, и началась какая-то передача. Мелькавшие кадры напоминали видеодневники… избирательной кампании. За все годы жизни и прошедших выборов, правительство впервые так активно задействовало телевидение. Я не могла не смотреть на это лицемерие – уж слишком велико оказалось любопытство.